Неуверенно он положил другую руку на ее склоненную голову, как бы даруя прощение. Волосы ее распустились и упали на плечи. Неожиданно горячая волна прокатилась по телу Корта. Он погрузил руки в восхитительную серебристую пряжу, и все зароки, все клятвы показались ему в эту минуту нелепыми. Ожесточенное сердце оттаяло, горькая пустота в душе исчезла.
– Не надо плакать, милая, – произнес он, едва слыша собственный голос, – не надо плакать. Достаточно было просто сказать, что ты раскаиваешься.
Филиппа подняла голову. Губы ее дрожали, ресницы слиплись от слез, а вместо слов вырвалось рыдание.
– Корт, дорогой, любимый, мне было так плохо без тебя! – заговорила она вдруг с отчаянной решимостью. – Какой дурочкой я была! Сэндхерст обманул меня… он уверял, будто ты больше меня не любишь. Если бы не он, Корт! Если бы не он!
– Тише, малышка, тише! – шептал Корт, прикладывая палец к ее губам. – Все хорошо, все позади… не нужно никаких объяснений. Может быть, позже мы поговорим об этом, а пока…
И он поцеловал ее.
Боже милостивый, целых шесть лет он ждал этой минуты, шесть долгих пустых лет жаждал коснуться ее, снова узнать вкус этих губ! С жадностью Корт приник к ее рту. Ему казалось, что он пьет нектар весенних цветов, и ноздри его нетерпеливо расширились, вдыхая знакомый аромат. Воспоминания обрушились на него. Это был запах духов их первой брачной ночи. Тогда этот запах едва не свел его с ума. Корт был счастлив. Итак, во всем виноват подлец Сэндхерст. Но Бог наказал его.
С тихим вздохом Филиппа обвила его шею, и кровь Корта забурлила. Легко, как пушинку, он поднял Филиппу и перенес ее на постель. Медленно и осторожно, чтобы не спугнуть, он начал целовать ее щеки, одну за другой расстегивая пуговки на платье. Он сдерживал свою страсть, чтобы не отпугнуть любимую ненасытностью. Шепотом приговаривая что-то ласковое, Корт стянул платье с плеч и задохнулся, увидев небольшие, похожие на две совершенные по форме чаши груди. Наклонившись, потерся щекой сначала об одну, потом о другую, чувствуя кожей напрягшиеся соски и вдыхая невыразимый, божественный запах желанной женщины. Филиппа замерла словно в ожидании, и только сердце часто колотилось под левой грудью. Его рука нырнула под пышную юбку. Почувствовав пальцы на своей обнаженной коже, Филиппа сдавленно застонала.
– Любовь моя, несказанная моя любовь… – шептал Корт, не слыша собственного голоса, – как же долго я ждал!
Сердце его стучало исступленно, почти болезненно. Он не помнил, как и когда сорвал и отбросил в сторону чулки, туфельки, нижнее белье. Тело Филиппы казалось совершенным телом греческой статуи, но статуи теплой и живой. Судорожная дрожь волнами проходила по его телу, низ живота сводили сладостные и болезненные спазмы. Так бывало всякий раз, когда Филиппа оказывалась в его объятиях. Это было даже не желание, а острая, пугающая потребность, утолить которую могла только она! Ночь за ночью мечтал он о том, как будет любить эту женщину, как заново узнает и исследует ее, словно потерянную землю, где только и возможно счастье.
