Древний старик с взлохмаченными белыми бровями спокойно крутил молитвенное колесо и что-то тихо напевал про себя. Другой декламировал себе под нос руководства по ведению теологических споров, в которых явно стремился быть всегда на высоте.
— Эй, маленький наглец, хватит уже ходить здесь и оставлять свои грязные следы на чистом полу, — раздраженно проворчал старый уборщик. Он отложил щетку и гневно посмотрел на меня. — Я не собираюсь работать здесь целый день из-за таких, как ты.
— Выпрыгни из окна, старик! — грубо сказал я, проходя мимо него.
Он потянулся, пытаясь схватить меня, но споткнувшись о длинную ручку своей щетки, упал на пол, произведя глухой стук. Я ускорил шаги, стараясь удалиться от него, прежде чем он поднимется на ноги. Никто ничего не заметил. Молитвенное колесо жужжало и щелкало, монах все декламировал, а глухие голоса все бубнили свои мантры.
Рядом в комнате старик кашлял и прочищал свою глотку, производя ужасный шум. Я прошел мимо. Коридор был длинным, на своем пути я миновал жилища низших лам, лам высокопоставленных и, наконец, добрался до «престижных апартаментов», где жили самые достойные ламы. Все двери здесь были закрыты. Я свернул из главного коридора и вошел в небольшое крыло, обиталище «особо выдающихся». Здесь, в этом самом почетном месте и останавливался мой Наставник во время визитов в Поталу.
Мое сердце громко стучало, когда я остановился у двери и постучал.
— Войдите! — прозвучал хорошо знакомый голос.
Я вошел и ритуально поклонился сияющей фигуре, сидящей спиной к окну. Лама Мингьяр Дондуп улыбнулся доброй улыбкой и внимательно оглядел меня, стараясь определить, как я жил эти семь дней.
— Садись, Лобсанг, садись! — сказал он, указывая на подушку, лежащую перед ним.
Некоторое время мы сидели, и он задавал мне вопросы. Мне трудно было отвечать на них, а на некоторые — очень трудно. Присутствие этого великого человека наполняло меня глубочайшими чувствами любви и преданности. Мне не нужно было ничего, лишь бы постоянно ощущать его присутствие.
— Высочайший очень доволен тобой, — отметил он и лукаво добавил: — Я полагаю, это стоит отпраздновать.
Он протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик. Вошел обслуживающий монах, неся низкий стол — одну из самых красивых вещей, которые можно было встретить в комнатах лам. Я всегда боялся поцарапать или оставить отметину на таком столике. Стол был установлен справа от Наставника. Улыбнувшись мне, лама повернулся к обслуживающему монаху и спросил:
