Из высокого окна, до которого я еще никогда не добирался, потому что был всего лишь послушником, высунулась голова и посмотрела вниз. Лицо было усатым. Я почтительно склонил голову. Когда я поднял глаза, лицо исчезло. Некоторое время я стоял в раздумьях, я надеялся, что не доставил никому неудобства, забравшись на эту крышу. И, насколько я знал, не нарушил никаких правил. В последнее время я отчаянно старался вести себя так, чтобы ничто не могло отсрочить встречу с моим Наставником.
Вдали, у величественно высокого Чакпори, я видел монахов, занимающихся своими делами. Они шли вереницей вдоль стен, и я подумал, что, без сомнения, они воздают благодарность за очередной сноп трав, принесенных с высокогорья. Я понял: группа монахов недавно вернулась из удаленных уголков гор, где ежегодно проводится сбор целебных трав. Я надеялся, что вскоре смогу стать членом такой группы.
Вдалеке показался стелющийся шлейф дыма. Я увидел копошащуюся группу людей, по-видимому они заваривали чай, чтобы приготовить тсампу. Было видно, что это торговцы, среди них не было никого, одетого в цветную мантию, все — в серых скучных одеждах, и все — в своих меховых шапках.
Опять поднялся пронизывающий ветер. Внизу торговцы собирали свои пожитки и уходили в укрытие. Паломники для защиты от ветра прижимались к скалам. Нищие демонстрировали чудеса проворства, забывая о всех своих недугах, и разбегались прочь от приближающейся пыльной бури.
Долина Лхасы была чисто выметена бурями, которые, налетая crop, уносили за собой все. Только огромные камни оставались на месте. Пыль, песок, гравий — все улетало прочь. Но каждый горный ветер приносил сюда новую пыль и песок, порожденные огромными валунами, которые, раскачиваясь и опрокидываясь в горах, сталкивались друг с другом и разбивались, образуя мелкую пыль, разносимую потом ветром.
Внезапно поднявшийся ветер давил мне в спину, заставляя мою мантию прилипнуть к ней. Он давил так сильно, что я не мог пошевелиться. Я с трудом цеплялся за стену, пытаясь отыскать поручень и спуститься вниз. Я был словно бумажный ком. Ветру ничего не стоило поднять меня. Превозмогая боль, я подогнул колени и с большой осторожностью опустился, свернувшись клубком, защищая лицо и голову от каменной пыли.
С минуту ветер пронзительно выл, словно угрожая снести сами горы. Звук был даже громче наших фанфар. Вдруг в одно мгновение воцарилась удивительная, странная, абсолютная тишина — мертвое спокойствие. В этой тишине я внезапно услышал девичий смех, доносившийся откуда-то снизу, из кустов.
