Повар улыбнулся и сказал:
— А как насчет того парня, который сыпал золу из окна? Не свидетельствует ли этот случай о том, что плохая карма рано или поздно обязательно настигает человека? И неужели, если бы ноги у тебя были целы, ты бы не был заводилой шалунов?
Он снова добродушно улыбнулся. Это был замечательный старик.
— Ну, давай! Ты должен хорошо поесть и успеть вернуться, пока этот брюзга опять не вышел из себя.
Я приступил к обеду. Я ел то же, что на завтрак и на обед. Это была тсампа. Я ел ее на протяжении многих лет.
Мы, тибетцы, никогда не носили часов. Когда я жил в Тибете, я даже не подозревал об их существовании. Однако что-то внутри нас точно подсказывало нам время. Люди, которые больше полагаются на себя, чем на механические приспособления, способны развить в себе некоторые довольно необычные способности. Так, например, я и мои друзья могли определять время с точностью, которой позавидовали бы обладатели наручных часов. Как раз перед тем, как прошли отведенные полчаса, мы возвратились в класс, ступая осторожно и тихо, как мыши, хорошо поевшие зерна в кладовых.
Мы вошли в класс в строгом порядке все, кроме мальчика с разбитым носом. Он, бедняга, ушел в лазарет, где обнаружили, что нос у него сломан. Мне поручили отдать индийскому Учителю расщепленный прут, в который была вставлена записка, объясняющая, почему мальчик — ныне пациент — отсутствует на занятиях.
Все сели и стали ждать. Я стоял, прислонившись к стене, держа в руке прут и слегка поигрывая колышущимся листочком бумаги. Внезапно в дверях появился Учитель. Он сердито оглядел всех и повернулся ко мне.
— Эй, мальчишка! Что ты здесь делаешь, играя со своим прутом? — крикнул он.
— Сэр! — ответил я с некоторым трепетом. — Я принес послание от Врачевателя.
Я протянул прут в его направлении. Сначала мне показалось, что он замешкался и не знает, что делать дальше. Вдруг он вырвал прут у меня из рук так резко, что я чуть было не упал. Выбросив прут, он развернул лист и прочитал его. Пока он читал, его злоба усиливалась. Затем он смял лист и бросил его на пол. Для нас, тибетцев, это было большим оскорблением. Мы относились к бумаге с необычайным трепетом. Ведь именно с помощью бумаги мы могли изучать историю. А этот человек, этот индийский дикарь, бросил священную бумагу на пол!
— Ну, что же ты стоишь, вытаращив глаза?
Я смотрел на него и «таращил глаза», потому что не видел никакого смысла в его поведении. Если он — Учитель, подумал я, тогда я никогда не буду учителем. Он грубо принудил меня отвернуться и сесть. Я повиновался. Он снова стал перед нами и продолжил рассказ.
