Вот так Леониде Мануэль Молигрубер ступил под сень Зала Памяти, где увидел всю историю жизни – и собственной, и всех прочих ипостасей своей единой сущности от самого начала времен.
Он многое постиг, многому научился, разобрался в совершенных ошибках и узнал, к чему следует готовить себя в будущем. И неведомыми на Земле путями его познания неизмеримо расширились, характер прошел своеобразное очищение, а спустя некоторое время – дни, недели, а может, месяцы – Леониде Мануэль Молигрубер покинул Зал Памяти, после чего с помощью нескольких советников приступил к планированию своего возвращения на Землю с тем, чтобы исполнив свое задание в следующей жизни, он смог вернуться на гораздо более высокий уровень астрального бытия.
Болезненно схватившись за грудь, великий президент бессильно откинулся на спинку роскошного вращающегося кресла. Опять эта боль, эта бешеная грызущая боль, от которой грудь словно сдавливали безжалостные тиски. С трудом переведя дух, он стал лихорадочно соображать, что делать. Немедля вызвать врача и ехать в госпиталь или можно еще повременить?
Мистер Хоги МакОгуошер, президент компании «Блестящая безделушка», страдал тяжким недугом, сродни тому, что свел в могилу его отца. Основанная отцом фирма процветала как никогда, и Хоги не раз жалел, что старик этого не видит. Однако теперь и сам Хоги мешком осел в кресле, вытряхивая из пузырька капсулы амилнитрата. Разломив их в бумажной салфетке, он почувствовал, как легкий дымок проникает в грудную клетку, принося временное облегчение. Впрочем, при его болезни на выздоровление рассчитывать нечего – боль покинет его только вместе с жизнью. Но амилнитрат давал хотя бы небольшую передышку, и на том спасибо. Понимая, что очень многое остается несделанным, он вспомнил о давно умершем отце, о том, как они, бывало, подолгу беседовали – скорее как два брата, чем как отец с сыном. Мельком взглянув в широкое панорамное окно с тонированным вверху стеклом, он припомнил, как у этого окна рядом с ним стоял отец, слегка приобняв его за плечи. Тогда, глядя на здание фабрики, отец сказал: «Хоги, сынок, в один прекрасный день все это станет твоим. Береги ее как зеницу ока, Хоги, и она тебя обеспечит до конца твоих дней». – С этими словами отец тяжело опустился в кресло и – как теперь сам Хоги – застонал от боли, схватившись за грудь.
Хоги искренне любил отца. Как-то раз он уселся на край громадного отцовского письменного стола, который посетителям казался и вовсе безбрежным, – прекрасно отполированного резного стола работы старого европейского мастера – и спросил: «Не пойму, откуда у нас такая странная фамилия, папа? Меня многие спрашивают, а я ничего не могу ответить. Сегодня у тебя выдалась свободная минутка, заседание Совета директоров прошло удачно, вот и расскажи, что было до того, как ты приехал в Канаду».
