Она долго ораторствовала в том же духе и под конец сказала, укоризненно покачав головой:
— Я всегда говорила, что их не переделаешь — они невосприимчивы к культуре,
— Нам следует проявлять терпение, — возразила ей миссис Хилл. Пожалуй, на этот раз в роли миссионера оказалась скорее она, чем миссис Смайлз.
— Терпение! Терпение! До каких же пор? Кто был терпеливее Гарстонов? Добрее? Скольким арендаторам они дали кусок хлеба!
— Но ведь их убили не арендаторы…
— А кто, кто?
— Вешать надо всех этих бандитов! Вешать) — восклицала миссис Харди, и в голосе ее звучала непоколебимая решимость.
— Подумать только, Гарстонов поднял с постели их собственный слуга.
— Вот как?
— Представьте себе. Он постучал в дверь и попросил впустить его в дом. Сказал, что за ним гонится кто-то…
— Может быть, так оно и было?
— Нет-нет! Все это подстроено заранее. Как только они открыли, в дом ворвалась целая банда. Об этом в газетах написано — можете сами убедиться.
Миссис Хилл виновато потупилась. Она еще не читала сегодняшних газет, хотя время уже близилось к пяти.
Пять часов? Почему же не подают чай? Миссис Хилл извинилась перед гостями и, подойдя к двери, позвала приторным голосом:
— Ньороге! Нъороге!
Так звали ее слугу. Ньороге служил в семье Хил-лов более десяти лет. Он появился в дверях — высокий, плотный, уже немолодой, в шортах цвета хаки, широкий красный пояс перехватывает талию, на голове — красная феска. Ньороге вопрошающе вздернул брови — так он обычно сопровождал слова: "Да, мэмсахиб?" — или на суахили: "Ндио, бваиа?"
— Подай чай.
— Ндио, мэмсахиб! — И он исчез, кинув украдкой взгляд на сидящих в гостиной дам.
Разговор, прерванный появлением Ньороге, возобновился.
— На вид они все невинны, как ангелы, — сказала миссис Харди.
— Он нам служит уже более десяти лет. Очень предан. И очень любит меня, — вступилась за своего слугу миссис Хилл.
— Все равно он мне не нравится.
— И мне тоже. Лицо у него неприятное.
Ньороге принес чай. Они пили его, болтая о смерти Гарстонов, о тактике правительства и о политических демагогах — опасных элементах, сеющих лишь смуту в этой прекрасной стране. Миссис Хилл заметила, что полуграмотные демагоги, возомнившие, что они бог весть как образованны только потому, что побывали в Англии, не знают своего народа. А ведь этих "туземцев" так легко расположить к себе добротой и лаской!
И все же, когда приятельницы удалились, миссис Хилл призадумалась. Ей вдруг стало как-то не по себе, впервые пришла в голову мысль, что живет она, пожалуй, слишком далеко от соседей и случись что — вряд ли кто-нибудь подоспеет на помощь. Правда, от сознания, что у нее есть пистолет, она немного приободрилась.
