Философия религии. Том 2 | страница 64
Правда, необходимость есть развитие сущности, развивающей свою видимость в форму самостоятельных реальностей, и моменты видимости выступают как различенные образы. Но в себе эти моменты идентичны, поэтому они не принимаются всерьез, всерьез принимается только судьба, внутреннее тождество различий.
с) Третьим моментом является тоже конечная особенная цель, которая в своей особенности входит во всеобщность и расширяется до всеобщности, но которая, являясь в то же время эмпирически внешней, не есть истинная всеобщность понятия; охватывая мир, народы, [она] расширяет их до всеобщности, но в то же время утрачивает определенность, имеет целью холодную, абсолютную, абстрактную силу и есть нечто в себе бесцельное.
Во внешнем существовании эти три момента представляют собой иудейскую, греческую и римскую религии.
Сила как субъективность определяет себя как мудрость сообразно некоторой цели, последняя сначала еще неопределенна, [затем] появляются особенные цели и, наконец, эмпирически всеобщая цель.
Эти религии соответствуют предшествующим, только в обратной последовательности. Иудейская религия соответствует персидской, различие между ними состоит в том, что с точки зрения иудейской религии определенность есть внутренняя глубина сущности, целью которой является самоопределение; ранее, в предыдущих формах религий, определенность выступала как некоторый природный образ; в персидской религии таковым был свет, самое всеобщее, простое, физическое, [ведь] свет есть нечто последнее, если исходить из природного начала, нечто такое, что можно соединить в единство, подобное мысли; здесь, в иудейской религии, особенность есть просто абстрактная цель, сила, которая есть лишь мудрость вообще. У второй точки зрения, в греческой религии, налицо многие особенные цели и некоторая сила над ними; в индуистской религии - тоже многие природные реальности, а над ними Брахман, самомышление. Третью точку зрения представляет эмпирически всеобщая цель, которая сама лишена самости, - это всеразрушающая судьба, а не истинная субъективность; в соответствии с этим сила здесь выступает как единичное эмпирическое самосознание. То же самое мы находим в религии китайской, где индивидуум представлен как всеобщее, все определяющее - как бог.
Первый образ природности есть самосознание отдельное, природное; природное начало как единичное есть то, что определено как самосознание. Следовательно, порядок здесь обратный тому, какой мы видели в естественной религии. Первым теперь выступает конкретная в себе мысль, простая субъективность, которая затем развивается к определению внутри самой себя; в естественной религии первым было природное, непосредственное самосознание, которое в конечном счете объединялось в созерцании света.