Но вот в чем оказалась закавыка. В этом прелестном мире социализма, развитого и почти прикончившего капитализм на Земном шаре, продолжала существовать проблема дефицита, и ладно бы только на какие-нибудь модные тряпки – в условиях отсутствия конкуренции со стороны «левисов» и «вранглеров» это как-то не слишком ощущалось, – но ведь была еще и проблема дефицита съестного.
Нет, вообще-то, что-нибудь в продаже всегда имелось, но за какой-то, не слишком аппетитного вида, картошкой часто приходилось стоять в очереди два-три часа. А ведь это была не отдаленная провинция, а матушка – Москва, столица страны, покрывающей уже не одну шестую, а, слава Сталину, одну пятую площади суши. Панин с трудом представлял, что делается в других, менее славных городах. Там, в оставленном на время мире, он умудрился родиться в иные времена. Может, в его глубоком детстве родителям тоже приходилось подолгу потеть в магазине «Овощи-фрукты», следя, как бы какой-нибудь пройдоха, вклинившись без очереди, не перехватил последний на сегодня килограмм яблок – Панин не мог этого помнить.
Вообще-то, как решался вопрос снабжения чем-либо в провинциях, было понятно – аналогичная методика наличествовала и тут. Официально она могла именоваться как угодно, периодически меняя личину, не затрагивая суть. Карточно-талонное распределение – вот что это было. «От каждого по способности – каждому по труду» в действии. До уравниловки будущего изобилия коммунистического завтра еще далековато – ждите спокойно, в двадцатом веке не получилось, в двадцать первом пробуксовывает, может, в двадцать втором повезет. Возможно, когда на Марсе будут яблони цвести, тогда и наедитесь яблок вволю – не червивых.
А сейчас той же девушке Авроре как представителю рабочего класса выдавали в профсоюзе талоны на сахар, сигареты и прочее или, того лучше, сразу отсыпали мешок картошки, привезенный предприятием из подшефного колхоза. Вот именно преимущество последнего вида снабжения и стояло Панину поперек горла. Он-то ни к какому рабоче-служащему классу не относился. А по талонам, также умело в госбанке имитированным, продукты выдавались далеко не всегда.
Иногда Панин рисковал прикупать кое-что у спекулянтов – мелких пережитков почти сто лет назад закопанного в могилу внутреннего капитализма. Но «сорняки старого мира» продолжали выкорчевываться властью с неугасимым революционным порывом, а потому, производя сделки обмена фальшивых денежных знаков на материальные носители белка и витаминов, можно было ненароком угодить в облаву. Простые смертные, при поимке, могли отделаться пятнадцатью сутками или выговором на предприятии, а чем бы кончил Панин – человек поддельный в этом мире с головы до пят? Вот и приходилось иногда стоять в очередях.
