— Вот что, Уиллард, — проговорил Лэймар. — Я отвечу добром на добро. Ты помог мне, и я больше не буду тебя мучить. Стану ли я причинять боль старику? Разве я похож на садиста? Оделл, не мучь его больше. Успокой этого парнишку.
— Оп-па! — сказал Оделл.
Оделл не стал больше мучить Уилларда. Он задушил молодого человека так спокойно и мирно, как только смог, хотя молодой человек отчаянно вырывался и извивался в его руках.
Скорость фургона перевалила за девяносто миль в час. Лэймар обернулся и прикрикнул на Ричарда:
— Черт бы тебя взял, Ричард, сбрось скорость, х...сос, пока мы не попали в лапы к копам. Если они за нами погонятся, на завтрак я съем твою задницу.
Ричард постарался взять себя в руки. Парень перестал сопротивляться и затих. Ричард сбросил скорость до шестидесяти пяти и посмотрел в зеркало заднего вида. Красных мигалок не было видно. Все было в порядке. Он попытался успокоить дыхание.
— Итенье, — блаженно проговорил Оделл.
Мир сошел с ума в семидесятых годах, и с тех пор положение все время ухудшалось: вооруженные автоматическим оружием ополоумевшие мальцы; нападения на женщин и детей; бритоголовые белые мальчики, вообразившие, что именно они избраны Богом; ниггеры окончательно свихнулись на больной идее самопожертвования и устрашающе затаились, вынашивая злобные планы. Временами Гендерсон начинал верить, что коммунисты, фашисты или еще какая-то организация вроде ЦРУ, ФБР или ККК стоят за всем этим безобразием. Но потом лейтенант Гендерсон пришел к определенным выводам относительно причин возникшего хаоса. Ведь прежде всего он верил в логику. Он был детективом, знаменитым, прославленным законником чистой воды традиционного типа. Он был самым известным детективом Оклахомы, гвоздем программы полицейских совещаний, консультантом в самых трудных и запутанных случаях. В основе его веры лежало то, что если собрано достаточное количество данных, то, приложив голову, можно сложить эти данные в целостную картину и, придав этой картине смысл, прийти к нужному логическому заключению.
В свои шестьдесят восемь лет он оставался лейтенантом. Он был обречен оставаться в этом невысоком звании точно так же, как служить неизменной палочкой-выручалочкой в расследовании самых немыслимо сложных преступлений. На его интеллекте и интуиции делались головокружительные карьеры, а он по-прежнему получал свои сорок тысяч долларов в год. Люди, с которыми он в свое время начинал работать, в большинстве своем уже умерли, те, кого он обучал мастерству, либо ушли на пенсию, либо поменяли поле деятельности на более выгодное, и теперь он остался один на один с грубыми молодыми полицейскими. Но его дар остался при нем: он видел те взаимосвязи явлений, которые другие не замечали, он с охотой делал скучную работу, сличая и просеивая факты, и до бесконечности обдумывал мельчайшие подробности дел.
