Утром от кошмара, от нездоровья осталась только неприятная память. И Юрий решил пожить на Фонтанке дня три, никуда не выходя. Потом он опять отправится на Васильевский. Уехать скоро не рассчитывал, были еще дела с университетом, и он думал об экзаменах почти весело. Даже хотелось не трудной, обязательной работы.
Как-то утром, часов в десять, Юрий шел из столовой к себе. Проходя по коридору, он услышал из классной знакомый голос.
Удивился. Неужели эти уроки Михаила с Литтой все еще продолжаются? Он и забыл о них. Да и о Михаиле совсем не вспоминал последнее время.
Юрию было легко и весело. Свежевымытый китель приятно холодил его. В квартире графини, впрочем, жара не чувствовалась, даже веяло погребом, и это было отрадно.
Классная, куда заглянул на голоса Юрий, — душнее; там солнце; но белые занавески спущены и чуть вздрагивают от движения воздуха.
— Здравствуй, — сказал Юрий приветливо. — Давно не встречались. А вы тут как будто спорите?
— Нет, так, — сказал Михаил, здороваясь.
Литта молча поглядела на брата и опустила глаза. Юрий давно приметил, что она молчит, к нему в комнату не ходит. "Дуется сестренка", — усмехнулся он как-то про себя и больше уж этим не занимался.
Литта казалась изменившейся, выросшей. И выраженье лица у нее другое — может быть, оттого, что волосы она стала подбирать, как взрослая. Если спрашивали, сколько ей лет, — она очень серьезно отвечала: "Скоро осьмнадцатый".
— Ты не досадовал тогда на мое возраженье? — сказал Михаил, чтобы сказать что-нибудь.
— Что ты! Очень радовался. Ведь это же игра. А теперь я, признаться, уже и забыл о знаменитом сборище.
— Напрасно! — взволновалась вдруг Литта. — У тебя все игра!
Юрий засмеялся.
— Сердитая стала у меня сестренка! Тебе завидно, что ли? Вот в Царское поедешь — в лаун-теннис будешь играть.
Литта вспыхнула.
— Ненавижу я это Царское! Комедия там жить! Я лучше в деревню к тете Кате поехала бы, если уж нельзя в Красный Домик.
— Да, я сам Красный Домик люблю, — сказал Юрий серьезно. — Он старый, но я попробую нынче летом пожить там один недели две. Внизу велю окна отколотить. Глухо там, хорошо.
— Это в Финляндии? — спросил Михаил. И прибавил с усмешкой, остановив на Юрии тяжелый взор синих глаз: — Да разве ты можешь прожить две недели один в глуши?
— Еще бы! Это ведь тоже радость; в одиночестве, порою, так же весело бывает, как и с людьми. Ни от чего я не отказываюсь, что радость дает.
— Нет, я думал… — начал Михаил и замолк. Юрий поднялся.
