Вернулась вертлявая Мура. Вскоре вошел и Юрий, держа в руке незапечатанный конверт.
— Вот письмо. Вы его прочтите. Туда же я вложил инструкции вам, когда и как удобнее отправиться. Еще запутаетесь! Завтра или послезавтра непременно буду у вас. А теперь, простите, бегу! И так опоздал!
M-elle Duclos рассыпалась в благодарностях, мгновенно спрятала письмо и тоже встала, торопясь уйти.
Входили новые гости: толстый офицер и молодой, неприятно красивый штатский, которого Мура громко приветствовала.
— Борисов! Достали ложу?
Саша Левкович вышел за Юрием в прихожую.
— Кто сей? — морщась, спросил Юрий. Левкович не ответил, только повел плечом.
— Приходи ко мне, Саша, пожалуйста. Поговорим.
— Приду. Давно собираюсь. Раз уж из дому вышел — воротился. Как с тобой говорить, когда и самому себе не знаешь, что сказать.
— Ничего. Приди, милый. Я вечера нарочно буду дома сидеть, до двенадцати, тебя ждать. Только в ту пятницу занят, обещал на одно заседание общества «Последние вопросы» пойти. Погляжу, может, речь скажу.
— Да? Где это? — думая о другом, спросил Левкович. Юрий назвал адрес.
— Нет, ты не жди. Застану, так застану. Ты нарочно не жди.
Юрий посмотрел на друга с досадливым сокрушением, крепко пожал ему руку и ушел.
Глава тринадцатая
СВИДАНИЕ
Литта жаловалась брату напрасно: в угрюмом доме, где до нее никому не было дела, она жила свободнее, чем живут иные девушки. Требовалось только приспособиться к графине, слушаться ее в мелочах, и это было не трудно. Никто не интересовался Литтой; с отъезда последней гувернантки она целые дни могла быть одна, когда не приходили учительницы и учителя. Книг у Юрия в комнате было довольно всяких.
За уроками внучки графиня тоже не следила. Когда брали нового учителя, графиня посылала на первый урок свою скромную приживалку, — тем дело и кончалось.
Занятия Литты с Михаилом сложились очень хорошо, хотя немного неожиданно. Михаил являлся утром, скромно одетый, проходил в классную, сидел ровно столько, сколько было нужно. Никаких посторонних разговоров не происходило. Литта оказалась очень способной к математике — и они оба искренно увлеклись занятиями.
У Литты бывали минуты, — хотелось заговорить с ним, спросить… и она робела. Так далеко и холодно, и чуждо глядели синие глаза.
В это утро они занимались решением новой, трудной для Литты задачи. Классная, большая, пустая комната, выходила окнами на двор. Сквозь опущенные белые шторы солнце матово желтило воздух.
