— Неправда. Меня никто не боится. Это глупости.
Литта краснеет и делает сердитое лицо.
— Да, не боюсь. Это не то. Но как-то я тебя не понимаю. Не знаю.
— И я тебя не знаю, сестренка. А зачем знать друг друга?
Литта удивилась, но ничего не сказала. Помолчала, подумала.
— И от отца, и от графини — такая скука идет, — сказал Юруля искренно. — Я тут бы не мог все время жить. А иногда люблю.
— Юра, мне хочется в гости к тебе. Да ведь бабушка не пустит.
— Ничего, потом пустит. Ты с кем выходишь?
— С ней выезжаю, в Летний сад. Или, иногда, с Maрьей Владимировной.
Марья Владимировна — одна из важных графининых приживалок.
— Прежде было лучше, когда miss Edd жила, — продолжала Литта. — Но выдумала бабушка вдруг, — не надо гувернанток, порча — гувернантки, и вот я теперь одна-одинехонька. Только учителя и учительницы целый день, приходящие. Надоело уж.
Юруля глядел на нее и думал что-то свое.
— Ну, не ной, — сказал он. — Ты пока слушайся старухи. Понемножку будешь свободнее, со мной станет пускать. О гувернантках не жалей. Графиня это не глупо выдумала — вон их. Характер только портят. — И вдруг добавил, по какому-то внутреннему сцеплению мыслей: — Что, Саша Левкович у вас бывает с женой?
— Отчего ты спросил? Да, был раз, еще когда ты не приехал, когда только что женился. Ах, Юра! Она прехорошенькая, но ужасно странная. А ты, оказывается, давно с ней знаком?
— Давно, прежде… Когда еще отец ее был жив. Еще и Саша ее не знал.
— Ну, когда это давно? Ей и теперь с виду четырнадцать лет. Бабушке она не понравилась.
— А тебе?
— А мне… Видишь ли, сначала я ужасно обрадовалась. Думаю, вот Саша женился, grand-maman к нему благоволит, станут бывать у нас, я с ней подружусь… Она ведь такая молоденькая. Ну, а потом…
— Что же потом? Grand-maman не одобрила?
— Да нет… Не то. А она сама какая-то… Я, впрочем, раз только ее и видела. У нее такие манеры…
— Манеры! — засмеялся Юрий. — Ну, милая, ты сама по-бабушкиному заговорила.
Литта вдруг ужасно рассердилась.
— Как тебе не стыдно! Я вижу, ты ничего не понимаешь. Прежде, когда мы маленькие были, ты понимал, и я тебе все говорила, а теперь ты, как все. Вот и правда, что я тебя боюсь, то есть не боюсь, а не знаю, мы как чужие. Точно я об манерах забочусь! Я не про то. Но и пусть мы чужие, если так. Я сама тебе теперь давно не все говорю про себя, и не нужно.
Юрий нежно притянул ее за рукав.
— Ну прости, детка. Про манеры я тебе нарочно, это правда. И мы совсем не чужие. Хотя и думаю, что «все про себя говорить» никому не следует, и ты хорошо делаешь, что не говоришь. А на меня не сердись. Лучше расскажи про Муру, что она тут делала. Я уж пойму, почему она тебе не понравилась.
