Глава седьмая
СОЛОМА НА БАШМАКЕ
Когда они миновали мало освещенную выходную аллею, Юрий заметил, у самой будки, скверно одетого господина, рыжеватого, с веснушчатым лицом и синими подглазниками.
Он только что входил в сад и прошел мимо очень быстро, но Юрий успел заметить, что они с Кнорром переглянулись.
— Этот еще тут что делает! — морщась, сказал Юрий, когда они через кучу карет, извозчиков и автомобилей выбрались на проспект.
— Кто? — нерешительно произнес Кнорр. Хмель с него давно соскочил.
— Ну, кто… За тобой, что ли, следит? Верно ли поручения исполняешь?
— А ты… узнал?
— Эту-то прелесть вашу не узнать? Всегда он мне был неприятен.
— Отчего ты Яшу так… — начал Кнорр.
Юрий вдруг остановился.
— Послушай, Кнорр, у меня нет времени. Я должен ехать далеко, переодеться и успеть еще попасть в одно место. Говори скорее, что тебе нужно. Ты, как я вижу, не от себя…
— Я от Михаила.
— Ну отлично. А всего бы лучше, оставили бы вы меня в полном покое! Я совершенно не интересуюсь ни вашими делами, ни вашими настроениями. Был бы рад и не знать ничего. Ведь я вам не мешаю.
Кнорр нервно поправил фуражку.
— Конечно, если ты этого хочешь… Никто не будет насильно… Я так и скажу Михаилу. Извини.
— Да говори уж! — досадливо крикнул Юрий. — Я очень жалею Михаила и Наташу, и если я могу что-нибудь сделать для них мне не неприятное, я сделаю. Не понимаю твоей роли. Ты ведь всегда был сбоку припеку… Говори скорее… А то я уеду.
— Михаил у тебя тогда был. Сказал, что надобность пока миновала.
— Ну? Михаил у меня раза три уже был.
— Так вот… А теперь явилась надобность. Дело в Хесе.
— А! — холодно проговорил Юрий. — Тем хуже.
— Выслушай, прошу тебя! Ради меня. Я не вижу исхода, если ты… Яша говорит, что…
— Для Яши я ничего не сделаю. Да раз дело касается Хеси, то я и для Михаила тут ничего не стану делать.
Кнорр весь потемнел, хотя и без того был зелено-серый во мгле дневной ночи.
— Не Яша, не Яша, — залепетал он. — И не ради дела, я знаю, ты от него ушел. Ради меня, просто… Ты знаешь, и я ведь к делам их не так уж близок. Просто… Но, конечно, если ты и слушать не хочешь… Пусть сам Михаил.
— Пусть.
Они прошли молча несколько шагов. Юрию стало жаль Кнорра: жаль той досадной, скучной жалостью, которую он чувствовал к несчастным и глупым. Кнорр мешал ему, влекся за ним, как солома, приставшая к башмаку. Хотелось сбросить его во что бы то ни стало — и сейчас.
— Кнорр, — сказал Юруля кротко. — Ты объясни, в чем именно дело. Воспоминание о Хесе мне неприятно, потому что она тогда влюбилась в меня, а мне совсем не нравилась, и это создавало прескучные истории. Но я ничего не имею против нее. Ты, я знаю, любишь ее или воображаешь, что любишь. Мне это все равно, но тебя я жалею. Скажи, в чем дело.
