– Но дача у него хорошая, дорогая, у моря. Если бы в предгорьях, то была бы значительно дешевле, хотя и там цены на землю высокие, – говорил хозяин гостиницы. – В предгорьях воздух чище, суше, поэтому там все больницы и санатории построены, и те, кто в городе живет у моря, предпочитают иметь дачи поближе к горам.
– А Евтеев что же, не хотел чистым сухим воздухом дышать? – поинтересовался Чистяков.
– Да нет, ему тогда просто подвалило – давали участки, вернее, распределяли, как раз на побережье, простым смертным ничего, конечно, не досталось бы, но Митьке повезло, ему какой-то начальник из горкома партии подсобил. Участки все в основном были по шесть соток, и остался один – десять соток, если из него шесть выкраивать, то оставшиеся четыре уже совсем никуда не денешь, вот и отдали целиком. Кто ж мог знать, что советская власть кончится, землю можно будет продавать и покупать, и участок этот золотым окажется. Вы знаете, почем сейчас сотка на побережье?
– Валентина говорила, семьдесят тысяч долларов, но я не поверила, – призналась Настя.
– А зря. Именно столько и есть.
Врагов, по утверждению Николая Степановича, у Дмитрия Васильевича тоже не было.
– Но вообще-то характер у Митьки был тяжелый, с ним было трудно общаться, потому и друзей у него было мало, только Герка да мы с Яшкой, больше его никто вынести не мог. Вот Яшкина жена Райка, к примеру, сама заядлая рыбачка, так она Митьку любила, а моя так с его характером и не смирилась, никогда с нами не сидела и в гости к Евтеевым со мной не ходила. Ни Митьку не любила, ни Шурочку.
– Почему? – спросила Настя настороженно.
– Да ей казалось, что они не теплые, не душевные, все в работе, не посмеются лишний раз, анекдот не расскажут. Оба они были такие, знаете ли, «вещи в себе».
– Значит, доктора Евтеева не любили? – уточнил Алексей.
– Как вам сказать… – Бессонов помолчал, глядя в сторону, на голубую воду бассейна. – Его очень уважали и как врача, и как человека, но любить его действительно было трудно. Тяжелый он, мрачный, как будто все время не в настроении. К этому надо было привыкнуть, приспособиться. Вот мы с Яшкой и Райкой приспособились, а моя драгоценная – нет. Шурочка была резкой, суховатой, всегда правду-матку в глаза резала, кому ж это понравится. В ней не было женской хитрости, мягкости какой-то, хотя она была очень серьезная, порядочная, много работала, семью обихаживала. Шурочка правильная была.
Обед вместе с разговорами занял добрых два часа. Николай Степанович ушел заниматься своими делами, велев Насте и Леше немедленно обращаться с любыми вопросами и просьбами прямо к нему, его кабинет на первом этаже, и он всегда на месте.
