Различные аспекты напряженности могут быть выражены различным образом и в разной мере в зависимости от уровня конфликтности в стране, в регионе, в населенном пункте. На передний план могут выходить то одни, то другие конфликты, и тогда социальная напряженность приобретает своеобразную окраску: преимущественно социально-экономическую, социально-политическую, конфессиональную, этнополитическую, межэтническую, этноконфессиональную и т.п. Это, конечно, не означает, что причина напряженности коренится лишь в одной сфере. Таких причин может быть столько, сколько существует форм общественных отношений и даже больше. Однако выливается вся эта напряженность в конкретные конфликты, приобретающие некоторую качественную определенность в зависимости от того, в какой сфере жизни развивается основная линия конфликтного взаимодействия, как сами участники определяют, кто "они", а кто - "мы", и тогда накопившийся потенциал конфронтации получает универсальную оценку именно как этнический, конфессиональный, экономический, геополитический или какой-либо иной.
Таким образом, можно сказать, что социальная напряженность и конфликты связаны между собой как причина и следствие, возможность и действительность. Это означает, что для того, чтобы разобраться с конкретным конфликтом, необходимо прежде всего выяснить источник той социальной напряженности, которая вызывает конфликт.
На этом этапе анализа появляется потребность в дифференциации социальной напряженности в зависимости от сферы ее проявления. Действительно, этнический конфликт, например, имеет своим источником возросшую напряженность в сфере межэтнических отношений, религиозный конфликт - в сфере межконфессиональных отношений и т.д., однако это совсем не обязательно означает, что сама проблема лежит в этой же сфере. В любом случае мы имеем дело с возрастанием социальной напряженности до того уровня, который означает переход противостояния в стадию открытой конфронтации, начинается открытый (манифестный) конфликт.
Среди факторов, препятствующих сохранению гармоничных отношений в этнической сфере, важное значение приобретают негативные настроения относительно бытующей несправедливости, ущемленности, неравноправия. Нередко для стимулирования этих чувств "вытаскиваются на свет божий" и вступают в действие исторические факты и события, когда-то ставшие причинами обид, неурядиц и конфликтов, оживляются концепции и теории национального превосходства, выплескивается весь накопленный потенциал противостояния и вражды. Как справедливо подчеркивает Р.Г. Абдулатипов, "нельзя не видеть, что из прошлого извлекается и абсолютизируется негативный опыт, что крайне вредно для национального самосознания любого народа"1. Северокавказские историки В.А. Кузнецов и И.М. Чеченов проделали блестящий анализ современной историографии Северного Кавказа и показали, как этнополитическая ситуация в регионе вызвала к жизни целый поток исторического мифотворчества и "параистории" (т.е. не настоящей истории, а исследователи делают следующее заключение.
