Я не смогу, наверное, объяснить, почему к правильным и обыкновенным чувствам - боли, жалости, недоумению - примешивается ощущение какой-то угрозы: обессилевшей воли, нарушенного слова. Редко когда гибель одного человека излучает в будущее густую струю немоты: без вариаций, без "продолжение следует". Вычеркнут еще один мир обещанных возможностей. По этой улице, сколько теперь ни иди, жить негде: нумерованные пустыри, немота, ступор.
ХХ1 век приветствует наше приближение снайперскими выстрелами, девяностые годы - последние годы - разборчиво опустошают русскую жизнь. Смерть гурманствует, из писателей взяв Венедикта Ерофеева, из режиссеров - Сергея Параджанова, из священнического чина - отца Александра, из певцов - Виктора Цоя, из молодых актеров - Никиту Михайловского. Из людей - на круг - Андрея Сахарова. Я не сравниваю "масштабы индивидуальности" (хотя бы потому, что смысл слова "индивидуальность" не признает никаких сравнительных масштабов), я говорю о простом: за каждым открывался путь - сделался пустырь, вновь сузилось обживаемое пространство будущего. Умерла Янка, и что говорить, опять то же самое. Малый, темный уголок жизни, но в нем была душа - вынули душу.
Янка - имя, голос, кассета "Великих Октябрей" - возникла, когда от русского рок-движения уже остались рожки да бабки. Абсолютная ее неподдельность и необходимость были очевидны. Пленку передавали послушать с оглядкой, не кому попало: до пронырливых коммерсантов (как раньше - до бдительных гебистов) доводить сведения о ней никто не хотел. "Знаешь Янку - и молчи".
Очень пугало, что ее рабочим полем стал панк-рок: мрачный, грязный, одержимый манией самоубийства (всерьез или напоказ - нужно еще подумать, что хуже). Но именно через панк, по нынешним временам, проходит граница между искусством и неискусстом, именно здесь - зона максимального напряжения для "нижних чинов" культуры. Панк-рок открыл, вернее сказать, перепроверил на себе (дело не новое), что изо всех общечеловеческих ценностей нижнего регистра лишь одно не поддается утруске: отчаяние парий. То самое гумилевское "холодное, презрительное горе", разменянное на тысячи и тысячи заурядных жизней, дегениализированное, опустившееся в клоаку и преисподнюю массового сознания.
Всего два выхода для честных ребят:
Схватить автомат и убивать
всех подряд
Или покончить с собой - с собой,
с собой, с собой,
Если всерьез воспринимать этот мир.
(Егор Летов)
Янка сделала невозможное: приняв беспросветность, стала в ней источником света, перевела панковскую остервенелость в состояние трагизма. Все, о чем философствовал Егор Летов, Шива русского рока, о чем бесновался Ник Рок-н-ролл (если Егор Шива, Ник, пожалуй, будет Арджуной), - в Янке обретало живой голос, человеческий облик: прорастало из тезиса и крика в песню.
