— Я сказал!
Этого в сценарии не было, но как гармонично вплелось пресловутое высказывание в происходящее. Кроме того, это звучало по-английски, а в самом этом сочетании звуков, на мой взгляд, проскальзывает что-то издевательское.
Но судья оказался действительно на высоте. Видимо, многолетняя практика помогла ему увидеть за вуалью «божественной комедии» банальный побег. Он подскочил и, указывая пальцем на моих коллег, заорал как свинья на бойне:
— Взять их!
Что тут началось… В зале кто-то тоже заверещал, два амбала сперва бросились к Андрею, а потом назад к двери. Просто именно в этот момент Ангел Господень с грозным рыком, — НАЗАД, СМЕРТНЫЕ, — обнажил Карающий Меч.
Я с радостью убедился, что не зря отдал за него три с половиной тысячи долларов. Он того стоил.
Убить, конечно, он никого не мог, но этого и не требовалось. Извлеченный из ножен, метровый клинок мгновенно разогрелся сам собой добела. При медленных горизонтальных пассах, которые совершал Андрей, «стекающий по лезвию» огонь удлинялся до пяти метров, издавая при этом такой шкварчащий и шипящий звук, что все черти вместе могли пойти и повеситься от зависти. Одного только вида этого меча хватило бы, чтобы вогнать в священный религиозный ужас собрание первичной партячейки где-нибудь на военном заводе.
Я вчера попробовал этим пламенем перерубить свой рабочий стол. Как и было обещано изготовителем, на столе не появилось ни одной царапины. «Пламя» просто прошло сквозь него, вернее, обтекло его и снова появилось уже внизу. Вот только я не поверил своим глазам, узрев стол целым. Знал — и не поверил. Великая вещь — кино.
Пока Андрей наслаждался, разгоняя заседание, я наблюдал за охраной. Как и положено бойцам, они вначале залегли, но потом, увидев, что на полу не наблюдается отсеченных конечностей и никто в судорогах биться не собирается, полезли за пистолетами.
Андрей тоже обратил на это внимание и сделал то, что я ждал от него в течение всей этой бескровной бойни: прижал к себе Луизу и швырнул дымный шарик под ноги.
Облако мгновенно окутало беглецов, а я с облегчением нажал кнопку шлюза.
— Идиоты! Безмозглые кретины! Червивые орехи! — орала Луиза, появившись в кабинете, причем запаса экспрессивной русской брани, судя по последней реплике, ей явно не хватало.
— Мерда! Порка Мадонна! Каццо! Ватти а фартелло меттере ин куло! Финноки фоттутти! Ватти а фаре уна пипа! — перешла она на привычный лексикон.
Со вниманием, подобающим ситуации, я выслушивал ее ор, а сам думал о том, что легендарным русским матом можно «медленно и витиевато обложить». А вот когда нужно ругаться по-итальянски, плюясь и размахивая руками, то в «великом и могучем» остаются простейшие построения, типа: дурак, кретин, падло, сука, возможно, даже ублюдок и выродок, но никак не те самые «непечатные» словечки, которые так любят писать на стенах одуревшие от безделья малолетки. Наверное, именно потому и любят, что писать тоже можно «медленно и витиевато».
