Стройный ряд вековых лип овевал нас в знойные дни прохладой и запахом меда. Эти липы как бы принадлежали династии липовых аллей в парке и в имении Спасское, где стоял еще не тронутый пожаром особняк, построенный по проекту Растрелли.
В домике нашем было два входа, не сообщающихся между собой. С нашей стороны в нем жила еще медсестра Зоя Николаевна. Это была крупная широколицая женщина, очень одинокая. В разговор она вступала редко и всегда по какому-нибудь незначительному поводу. Вечерами она долго сидела молча в своей комнате у окна и смотрела в маленький садик, прилепившийся к дому сбоку. Под окном цвели многолетние латвийские ромашки – белые, розовые, лиловые. И золотые шары! – лето катится с горы!..
Не знаю, о чем она думала. Однажды, прослышав, что я еду в Ленинград, она попросила узнать в справочном столе один адрес. Имя, отчество и фамилию она написала на бумажке крупным, широким почерком. Протягивая мне листок, она порозовела.
И я вспомнила, как Зоя Николаевна сказала, прочтя мою книжку:
– Вы пишете, что она вышла замуж за старика. А ему сорок лет!
Ей было тоже сорок лет. Адрес в Ленинграде я нашла без труда.
Полгода спустя приехал худощавый, светлоглазый человек с глубокими морщинами вдоль щек и спросил нашу соседку. Плащ на руке и небольшой дорожный чемоданчик говорили о том, что он с поезда. Ее не было дома. Он сел на крыльцо и закурил, чуть на отлете держа папиросу в тонких красивых пальцах.
Он прожил в нашем доме два дня и уехал. Больше я его никогда не видела. Но после его отъезда мне казалось, что я знаю, о чем думает Зоя Николаевна, сидя долгими вечерами у своего окна.
Наша молодая семья была еще по-студенчески неприкаянной и покорно следовала за старшими. Пути моего отца привели нас в Воскресенск. В домик под старыми липами. В комнате, которую старшие отдали нам, с трудом помещался диван, простой струганый стол со скрещенными ногами и телевизор с линзой.
Телевизоры были еще в новинку. Тетя Катя, живущая в нашем доме с другого хода, на мой вопрос, как она поживает, ответила чуть с вызовом:
– А разве вы сами не знаете? У вас же телевизор!.. Видимо, она решила, что при помощи телевизора можно заглянуть в любую комнату, в любую жизнь. Что телевизор – это нечто вроде рентгена, просвечивающего стены.
…Мы жили при больнице, здесь работал отец. Он ведал (туберкулезным отделением. Больница состояла из нескольких одноэтажных домиков, разбросанных кое-как среди зелени, и главного корпуса – хирургии. Так получилось, что моя жизнь с самого детства проходила в соседстве с больницами. Сельская амбулатория на глухом украинском хуторе, госпитальный двор в Сибири, старая земская больница в древнем Загорске… Больницы, где мне не приходилось лечиться. Тусклые халаты больных и белые халаты врачей окружали меня в беспечно здоровой молодости, не возбуждая ни мнительности, ни тоски. Даже мрачные строения, стоявшие поодаль от прочих больничных корпусов, не вызывали боязни – скорее опасливое любопытство.
