— Ну так расскажи о своей новой карьере психиатра! А я пока налью себе стаканчик. Отец еще не приходил?
Как раз в этот момент в дверь позвонили — пришел Габриэль Корбель. Жан поспешил в прихожую, чтобы открыть дверь.
В конце ужина, после лукового супа, морского ската и жаркого из баранины, Жан подумал, что теперь стал настоящим знатоком всех тонкостей рыбной ловли возле Ньюфаундленда и специалистом по атлантической треске, Gadus morhua — таково было латинское название этой рыбы. Он узнал все о траловых сетях, которые забрасывают в море, достигнув зоны рыбной ловли. О треске, которая, поднимаясь ближе к поверхности, запутывается в ячейках сетей. О том, как ее разделывают, сушат, солят и складывают в трюм. Все время, пока Жерар рассказывал о своих морских похождениях, Жан почти не отрываясь смотрел на его руки — слишком массивные и неловкие для хирурга, кем Жерар некогда мечтал стать и из-за чего в конце концов обратился к изучению психиатрии, за неимением лучшего. Руки, гораздо более подходящие для того, чтобы ставить паруса, тянуть сети и разделывать рыбу, вытащенную из воды. Жан представлял также, как Жерар своими грубыми пальцами зашивает раны моряков и как болезненность процедуры усугубляется килевой и бортовой качкой, в результате чего на месте ран остаются глубокие шрамы. Делать перевязки и накладывать шины при переломах — вот к чему в основном сводится деятельность судового врача. Он не сталкивается с чахоточными — среди моряков их нет, да и пневмонию в открытом море подхватить сложно — микробы в морском воздухе не выживают… И уж подавно не может быть никаких психических расстройств у этих бывалых, сплоченных людей, привыкших бороться со стихиями и думающих только о том, чтобы сохранить свой корабль и вернуться с добычей. Однако Жерар, должно быть, обогатил свои познания в области человеческой натуры, наблюдая за поведением людей в достаточно неординарных обстоятельствах: небольшая группа в окружении враждебной морской стихии. В таких условиях необходимость выживания, несомненно, отодвигает все остальные проблемы на второй план, так что появление неврозов исключается.
Слушая рассказы друга, разгоряченного вином и охотно вспоминавшего о долгих месяцах, проведенных в открытом море, среди грубых, безграмотных моряков, — и это после нескольких лет изучения медицины! — Жан, тем не менее, думал о том, что для Жерара это была большая удача, настоящая школа жизни, которая принесла ему как будущему психиатру гораздо больше пользы по сравнению с нелегким периодом учебы в Париже. У него создалось впечатление, что Жерар сильно повзрослел в результате этой поездки, которая прежде казалась ему лишь напрасной тратой времени.
