Удачное завершение поисков земли моего прадеда особенно порадовало меня, поскольку я считаю себя не только афроамериканкой, но и черной русской. Семейная история и происхождение исключительно важны для нас, русских. Мы придаем этому гораздо большее значение, чем большинство черных и белых американцев.
У меня есть друзья, которые ведут свой род от известных дореволюционных семей и очень дорожат картинами, книгами, предметами старины, которые их родители, бабушки и дедушки сумели сохранить в советский период. Вещи эти никогда не вызывали у меня зависти, но я завидовала моим друзьям в том, что они знали, кто их предки и чего они в свое время достигли.
Для меня история моей семьи начиналась с бабушки (и, разумеется, с дедушки, хотя я его никогда не видела). Да и откуда я могла знать о более дальних поколениях, если родилась и выросла в Советском Союзе? Эмиграция моих дедушки и бабушки и "холодная война" оборвали все семейные связи с Америкой. Если бы жизнь советского общества не поменялась бы столь разительно, моя мать и я о наших заокеанских родственниках скорее всего так бы ничего и не узнали.
Конечно же, найдя землю прадеда, я гордилась не "голубой кровью", которую иной раз настойчиво искали в себе мои друзья. Земля Голденов говорила мне лишь об их характере и упорстве, с которыми, освободившись от рабства, они стремились занять достойное место в обществе. Именно этот клочок миссисипской земли, в конце концов заложенный и потерянный (скорее всего, он перешел в собственность какого-то банка), позволил заработать деньги на образование восьмерых черных детей. В определенном смысле благодаря этой земле моя мама стала историком, а я - журналистом. Благодаря ей третье и четвертое поколения потомков Хилларда Голдена - дантисты, учителя, государственные служащие. Эта земля дала старт нашей семье.
Из-за того, что в юности я практически ничего о моей семье не знала, мне всегда казалось, что я - никто и ниоткуда. В Миссисипи я поняла, не только разумом, но и душой, что за моей спиной - длинная череда предков. И начала ассоциировать себя не только с моим дедушкой и его родителями, но и со всеми черными мужчинами и женщинами прошлых поколений. Мое путешествие в штат Миссисипи открыло секретный уголок в моем сердце. Часть меня, черная часть, возродилась.
На каждом шагу я искала достоверные сведения, подтверждающие семейные легенды. В России свои знания о Юге я получала не из вторых, а даже из третьих рук. До отъезда в Советский Союз моя бабушка не бывала в Миссисипи с дедушкой: в двадцатых годах его бы просто линчевали. Все свои сведения о Юге она почерпнула из рассказов мужа. И создавшаяся у нее картина: суды Линча, абсолютная сегрегация, самые крайние формы расовой нетерпимости, застыла во времени. В Москве мы, конечно, слышали о борьбе за гражданские права, но эта информация воспринималась как нечто абстрактное.
