Теперь Димитрия отчетливо понимала, что пришедшие в город — кто бы они ни были — были настоящими психами. Кто еще станет шуметь в городе-призраке, как бы говоря Посланцам: "Эй! Мы здесь! Придите и заберите нас!"
Димитрия не была такой глупой. Она прекрасно понимала, что подобная манера поведения ни к чему хорошему не приведет, а только к нелепой быстрой смерти. Может, она и не стремилась жить, но в девушке все еще жил животный инстинкт самосохранения, призывающий ее уйти как можно дальше от привлекающих внимание глупцов. Наблюдающая за Землей плазма была особенно чувствительна ко всякому шуму и, едва заметив что-то привлекающее внимание, действовала мгновенно и наверняка. Стреляла на поражение.
Читать становилось все труднее — Димитрия уже едва держала себя в руках, чтобы не сорваться и не пойди надрать задницы создающим этот адский шум глупцам. Зрачки девушки медленно сужались, а дыхание участилось. Димитрия была на грани.
Будучи еще совсем ребенком, в детском саду и в школе Димитрия слыла драчункой. Если была необходимость, она могла повздорить и с мальчиком, который был гораздо крупнее нее. Негошу — ее однокласснику — пришлось даже вправлять нос, а мать Негоша потом долго отчитывала Димитрию за недолжное "не подобающее девочке" поведение.
Димитрия на вид была довольно-таки хрупкой девочкой, но ее кажущаяся слабость не распространялась на ее глубокий внутренний мир. Любой другой на ее месте после войны точно сломался бы, а она выстояла.
Грохот на улице становился все громче и чаще. Послышались отзвуки падающего на землю металла. Все это становилось невыносимым, и, с невозмутимым видом захлопнув старую рыхлую книгу, Димитрия резко встала с места и вышла из квартиры, даже не потрудившись сначала посмотреть в окно, чтобы выяснить, в чем была причина шума.
В пустом подъезде воняло сыростью, никто его давно уже не перекрашивал, а внутри еще до сих пор чувствовались отзвуки аромата крысиной отравы. Сейчас она была уже ни к чему — крысы исчезли сами. Или, точнее, обезумевшие от голода люди помогли им исчезнуть. В первый год было еще не так сложно: можно было держаться на продовольственных запасах, заходить в оставленные без присмотра магазины и уходить, не оставив ни кроны. Деньги уже не имели значения. Это потом люди поняли, что еды на самом деле было не так много, как им сначала казалось, и тогда в ход пошло все: от животных до себе подобных. Чувство голода оказалось сильнее всего остального. Животные инстинкты победили в человеке человека.
