— Говори.
Она всегда знала, что нужно говорить. Всегда они друг друга понимали!
* * *
Костя уже перешел во второй класс, уже привык к школьному шуму, сам стал бегать и драться и даже научился писать не так грязно, когда ему впервые довелось узнать, что он — еврей.
Дело было так. На переменке он гонялся за Володькой Жуковым и только что изловчился хлопнуть его сзади портфелем, как тот обернулся, высунул язык и сказал: «Жид».
— Что ты говоришь? — спросил Костя.
— Известно что. Жид. Жидюга.
— А что это значит?
— То и значит, что жид. Пархатый.
Косте стало как-то скверно. Слово-то какое: пархатый.
После уроков они с Серегой собрались домой. Серега теперь был большой, а все-таки говорил медленно, туго. В школе его звали Тесто.
Костя хотел спросить у Сереги, что такое «жид», но стеснялся своей несообразительности. А вдруг это все знают? Только у самой двери он собрался и спросил, свысока:
— Послушай, Тесто, кто такой жид?
Серега помедлил.
— Жид? Ну, обыкновенный жид. Еврей, по-вашему.
— По-нашему? А кто ж это «мы»?
— Ну, вы. Евреи, в общем.
— Евреи? Кто это: евреи?
— Кто да кто. Заладил. Да я и сам не знаю по-настоящему. Евреи — ну, это такие плохие люди. Жиды.
(Фу-ты, как тянет. Дать бы ему.)
— И я жид? А почему я жид?
— А я знаю? Наверно, родился такой. Мать и отец у тебя евреи. Значит, и ты еврей.
— Жид?
— Жид.
— А что такое пархатый?
— Ну, это такой, у кого на лбу прыщи и кожа слезает.
Костя потрогал свой зеркально гладкий лоб.
— Но ведь у меня нет прыщей и кожа не слезает.
— Это так говорят: пархатый. Жид, значит, пархатый. Грязные они…
Костя поднялся по лестнице, отпер дверь своим ключом и вошел. Слово «жид» сверлило ему душу. Что за слово? Где это он его слышал? Или читал? И вдруг вспомнил где. В «Тарасе Бульбе». Там был жид Янкель, который увез Тараса под кирпичами. «Жид» было такое же непонятное слово, как «сорочинский заседатель» или «решетиловские смушки», — все те слова, которые он не понимал у Гоголя, да и не хотел понять. Теперь он хотел понять. Теперь он подошел к шкафу и, не влезая на стул, чуть поднявшись на цыпочки, достал из-за стекла коричневый том. Первый раз он взял его не для наслаждения, а для того, чтобы знать.
…Кажется, это было где-то здесь… Да, точно… Кошевой… Паром подворачивает к берегу… «С бедою», — кричал с парома приземистый казак… Берег весь стеснился в одну кучу… А, вот оно, это место:
«— А вы разве ничего не слыхали о том, что делается на Гетьманщине?
— А что? — произнес один из куренных атаманов.
