Шесть дней в лесах | страница 30

Солнце поднялось высоко, птицы проголодались, пришло время прекратить турнир до вечера, когда игры начинаются снова.

Друзья осмотрели токовище, собрали белые и черные перья, лежавшие среди вытоптанной площадки. Зарисовали следы косача, пересекавшие маленький сугроб снега, и отпечаток лап, видневшийся на кучке мелкого песка, когда - то выброшенного кротом из его подземной галереи. Гриша обратил внимание на то, что всюду у токовища ростки с бутонами сон - травы были склеваны. Ребята не сомневались, что это дело тетеревов, но удивлялись их странному вкусу: довитые свойства этого растения хорошо известны. Помет тетеревов состоял из сережек березы и зеленых ростков травы.

След тетерева

Большой сорокопут

"Теперь к лосиному следу! Кто первый найдет — тот свободен; а второму — обед варить..." Ребята отыскали вчерашнюю дорогу и пускались на хитрости, забегая один вперед другого. В это время большой сорокопут привлек их внимание. Пришлось вынуть бинокль и записные книжки. Птица сидела открыто на вершине тонкой березки. Белая грудка четко рисовалась на фоне неба, которое медленно заволакивали рыхлые тучи. "Гришка! Что за безобразие!" — деланно возмутился Севка и негодующе покачал головой: перелистывая Гришин альбомчик, он обнаружил на предпоследних страницах два рисунка токующих тетеревов и начатый набросок лисицы. "Изрисовывает целые альбомы да еще не показывает. Я тебя больше брать не буду".— "Э, брат, не очень нужно! Я и один сюда доберусь!" — задорно отвечал младший. У него была хорошая зрительная память; нередко он делал точные наброски животных спуст несколько часов после наблюдений. Сорокопут сидел неподвижно, нахохлился и как будто вяло посматривал по сторонам. Севке уже несколько раз случалось наблюдать этих птиц во время пролета, и он знал, что апатичность маленького хищника - только кажущаяся. Стоит ящерице или мыши появиться хотя бы в двадцати шагах от него, и зоркий глаз уже заметит жертву. Как ни помогает ей скрыться защитная, маскирующая окраска, сходная с цветом сухого листа, несчастная через мгновенье будет биться в жестоком клюве. Он наколет ее на острый сучок, чтобы растерзать по кусочкам или оставить про запас. Эти - то запасы - лягушата, полевки и землеройки, реже птички, наколотые на сучки, заткнутые в развилки ветвей, загнанные в расщепы обломанных вершин, нередко обезглавленные, так как мозг жертвы - лакомство для сорокопута, - были известны Грише гораздо лучше, чем птица, обладавша такой своеобразной привычкой. Он мог бы похвастаться многими зарисовками таких жертв, ему тем более интересно было познакомиться с сорокопутом в обстановке его оседлой жизни.