Воспоминания крестьян-толстовцев (1910-1930-е годы) | страница 9



- Дяденька, приходил городовой, и тебе в колигардию велели, - говорили они, перебивая друг друга, заскакивая один перед другим и заглядывая своими тревожными глазами в мои глаза.

С грустью и сестра мне это сообщила. Я не знал деления чинов власти; как прежде, так и теперь не знаю; знаю только одно, что сущность власти во всех чинах и во все времена - одна, что они все смотрят на человека не просто, а недоверчиво, холодно и даже злобно, смотря по характеру попавшего во власть человека; само положение властвующего изменяет человека, требует от него такого отношения, а иначе, мягче вести себя с людьми, как с равными, нельзя - тогда не получается вся суть власти.

Не поэтому ли так встревожились дети? Не поэтому ли так погрустнела сестра? И я сам почувствовал что-то недоброе.

Начинаются мытарства мои

Вхожу в комнату. За столом направо сидит средних лет человек с круглым добрым лицом.

- Это вас вызывали?

- Да.

- Вы работаете в котельной?

- Да.

- Ну, тогда идите, отдыхайте, а мы сделаем все что нужно.

Я встал было уже выходить, как отворилась дверь сбоку и какой-то человек сказал: обождите.

Я стою и молчу, жду. После радостного оборота дела опять зашевелились во мне недобрые сомнения.

- Вы давно приехали сюда?

Я ответил.

- Почему уехали?

Я тоже ответил.

- У кого на квартире? - Тут вмешался первый и стал что-то тихо говорить ему. - Ну, тогда идите.

Я вышел в коридор, но меня опять позвали. Теперь их было за столом уже трое.

- Так ты недоволен той заводской властью? А ты знаешь, что ты военнообязанный и должен безоговорочно работать на том заводе, где за тебя ходатайствовали, работать на защиту нашей веры, царя и отечества? А ты вздумал предъявлять разные требования! Ты знаешь, к чему ты себя подводишь?

Я стоял, смотрел на него и молчал.

- А теперь скажи, почему ты не явился, когда тебя призывали? Или тоже нашел причину быть недовольным на военное начальство или на все государство? Ну, говори, почему не явился на призыв в солдаты?

- Мне только жалко каждого человека, и я не могу учиться убивать людей, - ответил я.

- А ты знаешь, что тебе за это будет?

- Я отвечаю перед своей совестью только за свои поступки, а за других я не отвечаю, у них у каждого есть своя совесть.

- Ты хочешь сказать, пусть с каждым человеком разделывается его совесть, а ты умываешь свои руки от всего, что будут делать с нами немцы? Будешь ждать действия их совести? Ты что, баптист? Евангелист? Или еще кто?