Когда я вернулась в комнату, ты, Федюша, мой бедный, спал. Твой папа подошел ко мне, чтобы попрощаться, но я с радостью объявила ему, что иду вместе с ним.
- И тебя тоже?
- Да, вместе.
- На кого же оставим Федю?..
- Я останусь с ним, не тревожься, Алечка, пожалуйста, - сказала Дуня Трифонова. Ей можно было поручить мальчика. Мы поцеловались.
- Трифонова, вы тоже собирайтесь... - сказал все тот же конвойный, заглянув к нам.
Ваня Рутковский переобувался после пожара и никак ничего у него не получалось, всё было мокрое, сухого найти было невозможно. Я тоже ничего для себя не могла найти в царящем хаосе. Кто-то из своих совал мне и Ване какие-то платки, носки, шали. Тихонько притронувшись к тебе губами, я собралась к походу.
- Не оставим Федю, будь покойна, - сказал Коля. Он как-то особенно заботливо и ласково поцеловал меня. Марта суетливо и удивленно спрашивала: "Разве их арестовали?"
- А вы думаете, гулять ведем? - сказал конвойный.
Прокофий Павлович как сел после того, как кончили, тушить, так и сидел на каком-то узле. Сидел и молчал, опустив голову к самым коленям.
Мы вышли на крыльцо и погрузились во тьму, в снег, весеннюю слякоть и воду. Кто-то провожал нас до аллея. Помню только Колино родное лицо и словно виноватую улыбку. Глаза его говорили: "Что же вы без меня? Я-то почему остался?"
Конвойные предложили нам с Дуней сесть вместе с ними на телегу. "Женщинам особое уважение, а вы - мужчины - уж пешочком!" - сказали они. Мне хотелось побыть со своими, с Васей, а не в обществе милиционера, и несмотря на то, что Вася и Ваня убеждали меня не тратить попусту силы, мы с Дуней пошли пешком и не раскаялись. Агенты уехали, поручив нас конвойному. Ночь была теплая, небо чистое, появились звезды. Казалось, что слышно было, как таял последний снег, шлепали по грязи наши шаги, шуршали, переливая воду в лужах, колеса ехавшего позади конвойного. Вскоре надоело, видно, и ему, и он очень вежливо просил нас дойти самостоятельно до Воскресенского отделения милиции. Вася тоже очень вежливо обещал ему это и повторил за ним сообщенный адрес. Мы остались одни. До шоссе дорога была очень плохая, Вася то и дело подавал мне руку, помогая выбираться из грязи. Когда вышли на шоссе, пошли шеренгой. Я шла между Ваней Свинобурко и Васей. Вся наша пятерка была объединена сознанием невиновности, внутренней свободы и готовностью встретить новую форму жизни бодро, хотя трудно было постичь, как всё это вдруг свалилось так внезапно на наши плечи. "Сон какой-то! До чего странно, прямо не верится, что это не сон", - говорил Вася. Действительно, трудно укладывалось в сознании все случившееся. Надо же было вспыхнуть пожару тогда, когда так естественно было заподозрить нас в поджоге! Мы были готовы расстаться с детьми, с семьями, друг с другом надолго. "Я сейчас подумал, - сказал Ваня Зуев, - как хорошо быть честным и проводить этот принцип всегда и без исключения. Я знаю - что бы меня ни спросили, я всегда буду говорить только правду, и поэтому мне нечего беспокоиться". Все вполне согласились с ним. Будь же и ты, наш мальчик, всегда честным, как в большом, так и в малом.
