— О да, записка. — Ее глаза превратились в блестящие щелочки. — Хотела бы я сохранить эту записку и посмотреть, как вы ею подавитесь! — закончила она дрожащим от возмущения голосом.
— Я спешил.
— Да, спасать своего брата от моей сестры.
— Это к делу не относится.
— Хотите пари?
— У вас нет повода думать, что я провел с вами ночь по какой-либо другой причине, кроме...
— А по какой, Финн?
У него вырвался отрывистый смех. Потом он неохотно, но очень просто объяснил:
— Хотите знать, почему я не разбудил вас тем утром? Потому что не сомневался: если вы взглянете на меня, то я буду заниматься с вами любовью весь остаток дня.
У Люси все поплыло перед глазами. Она не позволит ему проделать это с ней снова, не позволит!
— Видите ли, там, где дело касается вас, я теряю самообладание. Никакая женщина не действовала на меня подобным образом...
Его дерзкая, отрывистая речь производила на нее ужасно возбуждающее действие, а что касается неприкрытого, горящего в его сногсшибательных глазах желания... Люси даже слегка вспотела, стараясь отогнать чары, из-за которых ее голосовые связки оказались парализованными, а ноги приросли к полу.
— Как вы здесь оказались? — Она огляделась вокруг. — И что вы сделали с моей сестрой?
Финн криво улыбнулся: сценарий, по которому она должна была бы броситься в его объятия, оказался слишком смелым...
— Вы спрашиваете, куда я дел тело?
Люси презирала свою слабость, которая заставляла ее смириться с его появлением. Все в нем было таким же, как она помнила: голубые глаза, сильное тело, сексуальная притягательность.
В отличие от Люси, Финн прекрасно владел собой. На его коже не было никаких признаков пота, и она сомневалась, что у него пересохло во рту или тряслись колени. Конечно, он смотрит на нее как на первую встречную, случайную знакомую, с которой у него просто приключился секс!
— Может быть, когда-нибудь она и будет в состоянии обратиться к этому событию как к горько-сладкому воспоминанию, пока же оно просто горькое!
Ироническое выражение лица Финна вдруг смягчилось, когда он увидел ее бледное лицо и ощутил за внешней враждебностью страдание.
— Я бы ответил, — он взглянул на свои скромные, но дорогие наручные часы, — что Энни в данный момент наслаждается в баре с другом. Она пригласила меня зайти. — (Люси, вздернув бровь, пренебрежительно фыркнула.) — А потом была так добра, что позволила дождаться вас.
Пока Люси выслушивала его объяснения, болезненная тревога в ее животе завязалась тугим узлом. Повисло недоверчивое молчание, потом она тряхнула головой, отказываясь верить, что Энни могла ее так подставить.
