«После обвинительного заключения по предложению прокурора суду демонстрируются записи секретных микрофонов, передающих все разговоры подсудимого с навещавшими его коммунистами, все его попытки завязать знакомства с военно-изобретательскими кругами. К сожалению, некоторые пленки попорчены во время обработки и трудно разобрать большинство слов», — продолжал гудеть в кулуарах радиокомментатор.
— Все отрицает, — зашептал снова, очутившийся возле меня, Гош. — Ну, вы-то его сразите наповал!
За окнами стало голубеть, потом синеть, в зеленой листве зажглись ослепительные матовые шары, комнаты осветились довольно ярким рассеянным светом. Суд продолжался уже несколько часов, а меня все не вызывали. Казалось, обо мне все забыли. Один за другим исчезали люди, заполнявшие комнату, исчез и Амфитрион Гош, наверное, допрос свидетелей подходил к концу. Я думал о Сэйни, сидящей там, в зале, нетерпеливо ожидающей, чтобы мое последнее испытание, наконец, закончилось. Свобода, свобода, полная свобода и море, которое так здорово пахнет — откроется перед нами! Щеки Сэйни порозовеют от счастья. Мы будем вдвоем, вдвоем на борту, и берег Бататы станет все удаляться от нас и удаляться!
Шум за окном заставил меня расстаться с моими мыслями. Я подошел к окну, раскрыл его. Вся площадь перед дворцом Справедливой Фемиды была заполнена толпами народа. Лица были освещены светом фонарей и факелов. Люди держали над головами большие транспаранты. «Мы требуем прекращения судебного фарса», — прочел я на одном. «Мы требуем крепкой дружбы с русскими», «Да здравствует Советский Союз», — было на других. Народ Бататы, настоящий народ, тот, который работал на бататских заводах, плавал на кораблях, служил за нищенское жалование в конторах — плюя на «независимых патриотов» и на «сторонников демократии» пришел выразить свою волю. Отряды бататской полиции напрасно пытались сдержать людские толпы. «Освободите русского!», «Прекратите комедию!», «Да здравствует Советский Союз!» — требовали люди Бататы.
— Свидетель Фрей Горн, — вызвал служитель.
Мы прошли коридором, распахнулась какая-то дверь и я очутился в зале суда, переполненном народом. На секунду я растерялся от этих бесчисленных глаз, вперившихся мне в лицо любопытно и жадно, от света, истекавшего из потолка, стен и даже из пола, от духоты и испарений человеческих тел и пота, туманом вившихся в воздухе.
— Пройдите на свидетельское место, свидетель Фрей Горн, именуемый прозорливцем, и принесите присягу, — произнес председательствующий, человек похожий на тигра со своими торчащими седыми усами и седыми же бакенбардами, вылезающими из-под больших, странной формы, ушей. Он зазвонил в колокольчик, потому что многие в зале встали, чтобы рассмотреть меня получше. Я поднял вверх руку и повторил слова присяги, обещая говорить лишь правду, правду и правду.
