— Добрый день, Сергей Степанович, — в комнату вошла девушка и остановилась возле стола. Чеботарев поднялся, здороваясь. — Мама, наверное, уже успела нажаловаться на все трудности переходного периода?
— Какого периода?
— Нынешнего — переходного от безденежья к безработице. Не слушайте ее, она вас совсем запугает своими речами о Ленине.
— Да я не слушаю, — сказал Чеботарев, и смутился, поняв, что ляпнул глупость. Девушка рассмеялась.
— Успел пирогом поживиться? — поинтересовалась она у ураганчика. Тот кивнул. — И, конечно, руки мыть перед этим необязательно… — ураганчик заулыбался, полностью соглашаясь с тем, что мытье рук перед едой — пустая трата времени, водных ресурсов и мыла. — Ладно, марш в мою комнату. Математика ждет. Извините, Сергей Степанович, — улыбнулась ему девушка, — дела. Вы с мамой посидите, хорошо?
— Нет, э, я уже пойду, — засуетился Чеботарев, — я давно здесь. Рад был повидать.
— Заходите, — участливо попросила Полина Александровна. — На что же еще нужны соседи? И не расстраивайтесь — все у вас наладится. Слишком долго никому плохо не бывает.
Марина прислушивалась к разговору, не понимая, о чем он. Чеботарев поблагодарил радушную женщину, и дверь за ним закрылась.
— Миллион рублев, — сообщил Палыч, глядя, как Витек пересчитывает принесенные им деньги.
— Семьсот тридцать тысяч, — заявил Витек. Палыч нахмурился.
— Ты что, мне не доверяешь? Дважды пересчитывали.
— Сам считал?
— Нет, но следил внимательно.
— Ты, старик, за свою жизнь столько дорог прошел, что на какой-то ум обронил, — вздохнул Витек. — Сломали они деньги, понимаешь?
— Как это?
— Как полено об голову. Переламывают пачку при пересчете, часть купюр незаметно выдергивают, а при тебе кончики одной и той же купюры дважды считают. Это даже ребенок знает.
— А я и менял у ребенка, — признался Палыч, — отвратительный такой типчик.… Да я сейчас пойду обратно и уши ему оторву.
— Так он тебя и ждет там, уже уши в руках держит, приготовил.
— Ты прости, Витюнь…
— Ладно уж. И этих хватит. Денег у нас и без того больше, чем надо. Что теперь?
— В парикмахерскую пойдешь, состригать гнезда на голове.
— Все шутишь, — Витек распихал стольники по карманам. — ладно, пойду. Вернусь — не узнаешь меня.
— Наодеколониться не забудь, — напутствовал Палыч, — я сколько помню, в парикмахерских всегда одеколоны были лучше, чем в магазинах. Причем за те же деньги.
Ближе к вечеру Витек впервые за все время, сколько себя помнил, выбрался в город с такой суммой денег. Ему было и боязно, и весело одновременно. Хитрец-гоблин, который уже однажды вляпал слесаря-инструментальщика 4 разряда в пренеприятнейшую историю, начал было что-то нашептывать на ухо, но теперь Витек был трезв и более рассудителен, потому пообещал гоблину оторвать ему голову, если тот не заткнется. Гоблин поверил в серьезность заверений Витька, и внутренний голос больше не возникал. Тем не менее Витек и без его подсказок решил выбрать парикмахерскую не на задворках с засыпанным остриженными волосами полом, а где-то в центре и с витринами почище. Обнаружить такую не составило большого труда — стекла матово сияли, не позволяя разглядеть внутреннее великолепие. Витек толкнул тяжелую дверь и очутился в зале, сверкающем стерильностью и богатством. Не дожидаясь приглашения, прошел к первому попавшемуся креслу с подголовником, напоминающему зубоврачебное, и погрузился в него целиком.
