— Эльфийская стрела, — объяснила матушка.
— Вот сволочь.
— Наконечник все еще в ней.
Нянюшка почесала затылок.
— Наконечник я вытащу, нет проблем, — сказала она. — Но что делать с ядом? Можно, конечно, наложить жгут…
— Ха! Его придется накладывать на шею.
Матушка села и положила подбородок на колени. У нее жутко болели плечи.
— Дай мне отдышаться, — попросила она.
Странные картины возникали в ее воображении. Ну вот, снова началось. Матушка знала, что существует альтернативное будущее, в конце концов будущее и должно быть изменчиво. Но она никогда не слышала об альтернативном прошлом. Сосредоточившись, матушка могла припоминать, как прошла между камнями, как… Но одновременно она помнила другое. Как лежала в постели в собственном доме, именно в доме, а не в хижине, но это была она, и воспоминания были ее… У нее даже сложилось странное впечатление, что и сейчас она тоже спит…
Матушка попыталась сосредоточиться на нянюшке — было в ней что-то успокаивающее, незыблемое.
Нянюшка достала перочинный нож.
— Ты что делаешь?
— Хочу избавить его от страданий, Эсме.
— По-моему, не больно-то он и страдает.
Глаза нянюшки возбужденно заблестели.
— Ну, это можно быстро исправить.
— Гита, нельзя его пытать только потому, что он валяется на земле.
— Знаешь, Эсме, я не собираюсь ждать, когда он встанет на ноги.
— Гита!
— Они крали детей. Этого я не намерена прощать. Одна только мысль о том, что кто-нибудь возьмет и утащит нашего Пьюси…
— Даже эльфы не настолько глупы. В жизни не видела более липкого ребенка.
Матушка осторожно приподняла веко Диаманды.
— Полностью вырубилась, — констатировала она. — Наверное, танцует сейчас с феями.
Она взвалила девушку на плечо.
— Пошли. Я понесу ее, а ты — господина Колокольчика.
— Ты поступила очень храбро — вытащила ее оттуда на себе, да еще под стрелами эльфов, — сказала нянюшка.
— Так у них было меньше шансов попасть в меня, — пояснила матушка.
Нянюшка Ягг была откровенно шокирована.
— Что?! Эсме, как ты…
— Ну, ее все равно уже подстрелили. А если бы подстрелили еще и меня, вообще никто бы не выбрался, — пожала плечами матушка.
— Но это… это несколько бессердечно, Эсме.
— Бессердечно, зато очень мудро. Я никогда не утверждала, что отличаюсь добротой. Благоразумие — вот что главное. И нечего так пялиться. Ты идешь или будешь весь день торчать здесь с открытым ртом?
Нянюшка закрыла рот, но потом снова открыла его, чтобы сказать:
— А что ты собираешься делать сейчас?
— Ты знаешь, как ее вылечить?
