Корабль идет дальше | страница 17
— Сразу видно работу краснодеревца! — ехидно крикнул кто-то сзади.
Раздался хохот. Всем, кроме меня, было очень весело. Я же сидел красный, как якорный буек. Когда веселье несколько улеглось, Дмитрий Афанасьевич серьезно сказал:
— Блоки — мелочь, товарищи. Но в такой мелочи проявляется характер человека. Запомните. Если ты однажды дал слово, должен его сдержать. Обещал что-нибудь — выполни обязательно. Не можешь — не обещай. Вы будете капитанами. И, пожалуй, одно из самых плохих качеств для капитана — вот такая безответственность. Команда должна верить вам безоговорочно. А вот таким людям, — он опять взглянул на меня, — она верить не станет, если ее хоть раз обмануть. Ну, хватит. Начали заниматься.
Если бы я мог ему сказать откровенно, почему я вызвался делать эти чертовы блоки! Мне казалось, что я навсегда потерял расположение Дмитрия Афанасьевича. Я понимал — оправданий мне нет, исправить сейчас уже ничего нельзя. В его глазах я был болтуном и обманщиком. Вот тебе и помощник Лухманова!
Но вскоре произошло событие, которое начисто отвлекло мое внимание от Лухманова, блоков и занятий в техникуме вообще. Я познакомился с Лидочкой. Это знакомство круто повернуло мою морскую судьбу.
Лидочка
Как-то в середине года один из приятелей спросил меня:
— Что вечером делаешь?
Я неопределенно пожал плечами.
— Хочешь познакомлю с одной девчонкой?
— Кто такая?
— Лидочка. Вместе в школе учились. Я должен к ее матери зайти по делу. Можешь пойти со мной.
— Блондинка, брюнетка?
— Вроде блондинка. Светлая, в общем. Пойдешь?
Вечер был свободный, и я согласился. Чтобы произвести впечатление на будущую знакомую, я надел свои лучшие вещи. Все тот же белый макинтош, Федькину шляпу и синие, вылинявшие «дунгари».
На третьем этаже облупленного дома на Литовском проспекте мы позвонили в дверь, обшитую черной клеенкой. Какая-то древняя старушка впустила нас в прихожую. Я намеренно долго стаскивал свой «макен», все надеялся, что выйдет эта самая девчонка, с которой я пришел знакомиться, и будет поражена моим иностранным видом, но она не вышла. Вместо нее появилась полная, еще не старая женщина с жестковатыми голубыми глазами, затянутая в черное шелковое платье.
— А, мальчики, здравствуйте. Проходите в гостиную. Как поживают родители? — спросила она моего приятеля. — Здоровы? Как дядюшка?
Приятель ответил на все вопросы и потом сконфуженно сказал:
— Мне бы надо с вами поговорить наедине, Анна Николаевна.
— Ну что ж. Пойдем поговорим, если надо. Вы нас извините, — обернулась ко мне хозяйка.