Его жена — портниха Гертруд Гудде, или Тутти, — один из самых светлых женских образов Фаллады. Безропотная труженица, она обладает не только огромным терпением — неизбежным спутником всякой скудной и тяжелой жизни, — но и огромной стойкостью, выношенным чувством собственного достоинства. Отринутая и не признанная Густавом, даже после того как повенчалась с Отто и родила второго сына, она ни разу не обратилась к родителям мужа за помощью в тяжкие, голодные годы войны и инфляции. Маленькая, волевая, нежная Тутти была лучшей подругой для своего слабого и нерешительного мужа. Стиснув зубы, собрав последние силы, противостояла она огромной жестокой жизни, несправедливость которой ей самоочевидна: эту несправедливость, во всех ее формах, она узнала на собственном опыте — в бесконечных очередях за хлебом, углем, картошкой; она получала жалкие гроши за свой изнурительный, каторжный труд, видя, как рядом благоденствуют спекулянты; она отдала государству самое дорогое, что у нее было, — любимого мужа, убитого на французской земле, в то время как в тылу окопались и процветали крикливые патриоты и дельцы. Казалось бы, именно Тутти должна аккумулировать в себе настроения протеста и ненависти к прошлому.
Но реализм Фаллады диалектичен: он показывает истинную сложность жизненных явлений и процессов, не упрощая и не обедняя их. Тутти видит мир только через свою любовь к Отто: она не допускает мысли, что ее муж — храбрый солдат, награжденный Железным крестом, — мог погибнуть бессмысленно. Она создаст в своей семье культ памяти отца — памяти героя — и воспитывает своих сыновей в духе этого культа. И для них исторически неправое дело, за которое погиб отец, со временем предстанет как исторически правое. И когда реваншистская пропаганда национал-социалистов начнет обращаться к широким массам, сыновья Тутти, как и миллионы других немецких юношей, будут внутренне готовы ее принять. Так от событий простых и житейских Фаллада без насилия над истиной и художественностью протягивает нити к событиям историческим, не навязывая читателю своих выводов, а заставляя извлекать их из объективной картины жизни.
Итак, жизненный порядок, который поддерживал и защищал Железный Густав, на деле оказался призрачным, обманчивым. Но его обманывает и высший порядок, в который он верил, как в самого себя.
Когда появились первые признаки военного кризиса 1914 года, когда о войне стали говорить открыто, Густав был на стороне тех, кто хотел ее всем сердцем. Он был убежден, что кайзер и его генштаб знают, что делают, он был уверен, что против немецкого оружия никто не устоит, он думал, что война нужна молодежи как хорошее средство закалки и воспитания.
