Стриженой скрипнул зубами. Его не покидало странное ощущение своего тела. Оно словно слегка закаменело, стало жестким и непослушным.
С того момента, как нашли старшину и потушили пожар, капитан думал о Недозоре. Он вспоминал его в разные годы и в различных ситуациях, ворчливого, как многие пожилые люди, порой по-детски застенчивого и безмерно доброго к солдатам-первогодкам, и догадывался, за что любили его пограничники. Он всех их встречал и провожал как собственных детей.
Капитан поймал себя на мысли, что и сам думает о Недозоре как о близком, родном человеке…
Граница — это люди. Старшина Недозор умел создавать людей границы. И он был предан ей до конца. Не эту ли преданность чувствовали растерянные парни, прибывающие на пополнение, когда старшина выстраивал их на заставском дворе.
Он проникал в каждого нового человека так, словно тот был чем-то необыкновенно интересен. Он открывал таланты и характеры. Кто был лучший следопыт отряда Глеб Гомозков до встречи с Недозором — хулиганистый, разбитной парнишка с непомерно развитым честолюбием. Старшина разглядел в нем призвание следопыта, особое чутье, догадку на след, трогательную и властную любовь к животным.
А он, Андрей Стриженой, разве не учился сам у Ивы Степановича выдержке и терпению, доброте и строгости! И всем тонкостям пограничного дела, которому невозможно обучить ни в одной высшей школе?
— …«Атлас», «Атлас», я — «Сорочь», я — «Сорочь».
Мегафон трещит и хрипит, словно его пронзают десятки молний.
— Я — «Атлас», — спокойно говорит Стриженой, — иду по следу. Закройте правый фланг, — и после недолгого раздумья глухо добавляет: — всеми имеющимися людьми.
Сейчас важно отсечь Гонду от развалин старого замка. Интуиция подсказывала капитану, что Палач устремится к воде. Маневренная группа отряда, если она успеет, заставят Гонду повернуть на юг. Так опытные загонщики выгоняют волка на затаившегося стрелка.
«…Дыши в себя, если враг близко», — вспомнил Гомозков третью заповедь старшины Недозора и придержал Барса. После ранения Мушкета следопыт ревниво относился ко всему, что делал Барс. Понимал — собака работает хорошо, и все же не мог избавиться от ощущения недоверия к новому другу.
Теперь Гомозков ступал осторожно. Слух и зрение обрели особую остроту. Он вдруг ощутил необъяснимое беспокойство, которое заставляет горных змей уползать в долины накануне землетрясения. Было такое ощущение, что тебя разглядывают. Барс рвался с поводка.
