Тогда это и произошло. В декабре семнадцатого к ним в квартиру вломился отряд красногвардейцев во главе с одетым в кожанку комиссаром, в котором Лейла и Николай сразу распознали мутанта, поклонника сатаны и черного мага. С приходом большевиков он быстро снюхался с мутантами пришлыми и стал вдохновителем и организатором погромов «бывших». Не будь его, Лейла могла бы сама выставить красногвардейцев за порог. Но сейчас, распаленные спиртным и находившиеся под влиянием мутанта, лишенные разума, они не поддавались внушению. Вид двух офицеров, не посчитавших нужным даже спороть с мундиров погоны, довел их до исступления, и Николай, переглянувшись с женой, дал ей понять, что сейчас они с Сашенькой уйдут с пришедшими арестовать их красногвардейцами, а потом, когда с ними не будет комиссара, легко смогут освободиться.
Так бы и получилось, но один из «стражей революции», самый пьяный, стал лапать Лейлу за грудь. Николай не выдержал и отшвырнул его. Комиссар отдал команду, загремели беспорядочные выстрелы, и оба офицера упали, обливаясь кровью. Лейла ничего не смогла сделать, потому что красногвардейцы находились под полным контролем комиссара. Но когда она осознала случившееся, с ней что-то произошло. Ее силы удесятерились, и первым отдал душу сатане мутант, которого она буквально размазала по стене. Схожая участь постигла и его подчиненных.
С помощью Степана, лучшего друга Николая, она похоронила родных и после этого не возвращалась больше домой. С тех пор и до последнего времени Лейла выполняла задания ордена за границей, лишь изредка приезжая в Россию. Та первая и единственная в ее жизни вспышка неконтролируемой ярости больше никогда не повторялась, но она освободила дремлющую в ней силу, и теперь девушка могла пользоваться ею осознанно. Это подняло ее на такую высоту в иерархии ордена, на которую до того она не могла рассчитывать. Но если раньше Лейла обрадовалась бы подобному обстоятельству, то теперь, когда она лишилась самых дорогих людей, ей все стало безразлично. И прошло много лет, прежде чем она снова научилась пусть не радоваться жизни, то хотя бы воспринимать ее без боли.
И вот теперь оба они, Сашенька и Николай, стояли перед ней как живые, такие, какими были в далеком семнадцатом. Лейла знала, что, пока она жива и по-прежнему любит их, будут жить и они. Это не было поэтической метафорой, потому что в ней сохранились частицы их душ, и пусть это была не настоящая жизнь, но все же и смерть не овладела ими безраздельно. Она разговаривала с ними, рассказывала про себя, советовалась. А посоветоваться было о чем, потому что впереди ее ждали серьезные испытания…
