Раздался уже знакомый мне нечеловеческий вопль – кричал раненый манихей.
Засада! Другой клонский отряд – наверняка оповещенный по радио незадачливым эскадроном – выдвинулся в каньон и перерезал манихеям путь к отступлению.
К такому повороту событий «сыновья света» готовы не были. Я и подавно. Но у меня оказались отличные помощники: здоровые инстинкты и живые щиты, против своего желания закрывшие меня от первых пуль.
Я набрал в легкие побольше воздуха и присел, полностью скрывшись под водой.
На меня грузно навалилось чье-то тело. Мне передались несколько сильных толчков – пули добили раненого манихея сквозь воду.
Потерявший управление катамаран с размаху налетел на прибрежную мель. Мы остановились.
Я начал задыхаться. Попытался встать, но лежащий на мне труп зацепился за поручни и мешал мне распрямиться.
Руки у меня были связаны за спиной, поэтому освободиться оказалось нелегко.
Судорожно дергаясь, я кое-как сместился назад и, теряя сознание, вынырнул на поверхность.
Глотнул воздуха. Обнаружил, что, кроме меня, на катамаране нет ни души. Таинственного Сержанта тоже след простыл.
Большинство манихеев были убиты наповал, остальные предпочли спасаться вплавь.
Небольшой ломтик берега, зажатый между двумя скалами, был совсем близко.
Я перевалился через поручни катамарана, вброд добрел до суши, упал набок. Мне требовалось для начала отдышаться. Кстати, плотность Мути здесь упала, давление казалось почти нормальным. Или я так резво адаптировался?..
Из глубины каньона показался белый вертолет-штурмовик. Точнее, он был белым полчаса назад… Теперь от искореженной правой двери к хвосту тянулись длинные полосы копоти. Редкий случай: экипажу удалось справиться с пожаром в воздухе и продолжить полет! Живучая тварь…
Его пушки молчали. То ли стрелок-оператор не видел целей, то ли боезапас вышел…
Вертолет завис над водой напротив меня. Прокрутился на месте, поворачиваясь левым бортом – то есть исправной дверью.
Дверь была приоткрыта, из щели торчал ствол автомата.
Закричали – на фарси.
Я хотел ответить, но смекнул, что выйдет один вред. После диверсии манихеев клоны должны быть на взводе. Русского языка они наверняка не понимают, автоматического переводчика не имеют, и мои апелляции к правам военнопленного оставят их глухими. Но вражескую славянскую речь они узнают – по звучанию. Добьют меня, чтобы не терзаться лишними вопросами, – и улетят восвояси.
Мне очень повезло, что я был почти голый, остатки глины с меня смыл Стикс, а руки мои были связаны за спиной. Оборванец со связанными за спиной руками ну никак не ассоциируется с грозным вражеским диверсантом. Иначе они без разговоров прошили бы меня очередью.
