– Ну что ж, Сара, любовь моя, я выбираю шарабан.
Он взял ее под мышки, поднял, поставил на кухонный стул, и она треснула его по голове фарфоровой собачкой. После этого он снял ее со стула, и тогда уж я сказал: «Спокойной ночи».
Всю оставшуюся часть недели дядюшкина жена шмыгала по дому со своей вездесущей тряпкой для пыли и шебуршилась по углам, а дядюшка сопел, трубил и надувался, а я все время старался чем-нибудь заняться, чтобы не попадаться им под руку. А за завтраком в субботнее утро, в то самое утро, на которое был назначен отъезд, я обнаружил на кухонном столе записку. Вот что в ней говорилось: «В кладовке есть немного яиц. Перед тем как лечь в постель, снимай ботинки». Да, дядюшкина жена ушла, исчезнув с быстротой молнии.
Увидев эту записку, дядюшка вытащил из кармана полотнище носового платка, и трубы его издали такой рев, что тарелки на буфете задрожали.
– Одна и та же история каждый год, – сказал он. Потом взглянул на меня: – Нет, в этом году есть кое-что новое. Ты должен поехать со мной, и мне страшно подумать, что скажут об этом все остальные.
Шарабан подкатил, и, когда все участники поездки увидели нас с дядюшкой – мы выскочили вдвоем из лавки, оба наглаженные, начищенные, при полном параде, – они зарычали, как звери в зоологическом саду.
– Вы берете мальчишку? – спросил мистер Бенджамин Франклин, когда мы уже влезли в шарабан. Он посмотрел на меня с откровенным ужасом.
– Мальчишки – это отвратительно, – проронил мистер Уизли.
– Он за него не платил, – вставил Уилл Сентри.
– Для мальчишки места нет. И потом, их в шарабанах вечно укачивает.
– И тебя тоже, Энох Дэвис, – ответил дядюшка.
– С таким же успехом можно брать с собой и женщин.
По тому, как было произнесено это слово, стало ясно, что женщины гораздо хуже мальчишек.
– Уж лучше, чем брать дедушек.
– Дедушки – это тоже отвратительно, – сказал мистер Уизли.
– А что мы с ним будем делать, когда остановимся подкрепиться?
– Я дедушка, – добавил мистер Уизли.
– До открытия осталось ровно двадцать шесть минут, – заорал старичок в панамке, не глядя на часы. Про меня они тотчас забыли.
– Молодчина! – закричали они мистеру Кадвалладуру (а это оказался он), и шарабан тронулся в путь по улице нашего городка.
Несколько хмурых женщин с порогов своих домов мрачно смотрели вслед удалявшемуся шарабану. Какой-то малыш помахал нам ручкой, но мать наградила его оплеухой. Было чудесное августовское утро.
Мы выехали из городка, переехали через мост и поднимались уже по холму к Стиплхэтскому лесу, и вдруг мистер Франклин, держа в руках список, громко закричал:
