— Так или иначе, — заметил Русевич, — а нам это на руку, что Иштван и его команда за нас. Если он даже находит нужным предупредить нас, чтобы дома не ночевали, значит — ему что-то известно наверняка.
— Погоди, — прервал его Климко. — Тут путаница какая-то получается. Если немцы хотели бы арестовать кого-нибудь из нас, чтобы ослабить нашу команду, они могли бы это сделать и на заводе. Зачем же они отпускают нас домой? Пятую ночь подряд шеф разрешает нам ночевать дома.
— Я тоже думал об этом, — сказал Русевич. — И тоже удивлялся. Но вспомни заметку в их оккупационном листке. Мы вместе ее недавно читали. Я слово в слово запомнил одну строку: «Кто-то распространяет злонамеренную клевету, будто спортсмены Киева находятся под арестом. Каждый желающий может навестить их дома и убедиться, что эти слухи — дикая ложь». Может, эта строчка и является ответом?
— И все-таки Иштван предупреждает…
— Возможно, что в ночь перед матчем они запланировали кого-нибудь из нас изъять. Ференц, наверное, узнал об этом. — Алексей привстал на коленях, посмотрел в чердачное оконце. В свете луны лицо его казалось очень бледным.
— Так удивительно, Коля, складывается наша судьба. Сколько опасностей позади, а впереди, быть может, еще больше. Я знаю, мне сразу не уснуть: мысли не дают покоя. И главная мысль, знаешь, какая? Она всему идет наперекор…
— Догадываюсь. О матче, конечно. О том, что связано с этим предстоящим матчем. Я о себе и о тебе подумал: мы будем защищать спортивную честь Киева. Только ли спортивную честь? Если мы проиграем — ты представляешь, как будут горланить «победители». На каждом углу будут вопить о своей победе. Заранее слышу: «Победоносные арийцы еще раз продемонстрировали…» На похвальбу ведь они ловкачи.
— Пожалуй, и в газетах распишут…
— Обязательно! И еще как распишут! Но если мы выиграем? Что тогда? Ух, брат, какая это будет радость для киевлян!.. Я вижу, как сходятся две силы, при всем честном народе сходятся, и он им судья…
Алексей ответил сдержанно, негромко, и голос его прозвучал взволнованно:
— Значит, получается, что тут… политическая подкладка.
— Да, политическая. Об этом-то я и думаю все время. А как рассказать ребятам? Другие, смотри, еще испугаются… Ведь мы-то, Алексей, самые что ни есть рядовые люди. Но рано или поздно, конечно еще до начала матча, все наши ребята должны увидеть себя солдатами на передовой.
Алеша долго молчал. Неожиданно в тоне его голоса Русевич расслышал то ли мечтательность, то ли радость.
