Через несколько дней после матча между венграми и «Люфтваффе» шеф снова вызвал Свиридова и объявил:
— Вам предстоит еще одна игра. Не вздумайте возражать — уговаривать вас никто не станет. Я не угрожаю вам отправкой в Германию. Даже на шахтах Рура для вас не найдется места. Нам стало известно, что большинство из вас — игроки бывшего киевского «Динамо», а «Динамо» — это команда ГПУ… Итак, господа чекисты, приготовьтесь к игре. Против вас выступит команда «Люфтваффе». Ее не легко было уговорить на эту нелестную для немецких спортсменов встречу.
На этот раз шеф сказал правду. Когда капитану «Люфтваффе» было предложено провести матч с командой какого-то хлебозавода, он принял это за шутку. Победительница Восточного фронта — и какой-то безвестный хлебозавод! Капитан, конечно, отказался. Но высокий гестаповский чин терпеливо разъяснил ему цель «мероприятия»: моральное подавление противника должно вестись непрерывно не только на фронте, но и в тылу. Выиграть матч у киевлян — это значило продемонстрировать превосходство арийского спорта. Взрыв Успенского собора в Лавре, разгром музеев, закрытие украинских и русских школ, сожжение библиотек, переименование городов, улиц, площадей, вывески в дверях магазинов «только для немцев», радио, пресса, кино, театр — все служило этой идее «методичного подавления». Отныне нацистская пропаганда брала на вооружение и спорт.
Наконец капитан «победительницы Восточного фронта» понял ответственность предстоящего матча. В победе «Люфтваффе» он не сомневался.
Когда Свиридов вернулся из конторы и медленно прошел меж товарищами, никто не потревожил его нетерпеливым вопросом. Тяжело опустившись на ящик, он слово в слово повторил приказ. И снова никто не выразил ни изумления, ни протеста. Слишком нелепой казалась вся эта затея: выставить против отличной команды измученных, надорванных людей. Кто же поверит такому матчу! Кто не поймет, что киевские спортсмены приведены на поле под ружьем!
— Я ответил шефу, что мы не можем играть, — сказал Свиридов.
Тюрин спросил чуть слышно:
— А он?..
— Сказал, что нас доставят на стадион тюремной машиной.
— Это понятно. Этого нужно было ждать, — взволнованно заговорил Птицын. — После «Руха» — немецкий орешек. Только я, ребята, не шарахаюсь в кусты. Я сам давал согласие, когда мы выходили против «Руха»…
— Ну, а если бы не вышли? — насмешливо спросил Алексей. — Быть бы нам, птичка, в эту пору за тридевять земель!
Отбросив ударом ноги ящик, решительно поднялся Ваня Кузенко.
