Вряд ли оценка Саллюстия справедлива. В данных условиях любая другая армия вела бы себя сходным образом. Восстание — опасное предприятие, грозившее рабам в случае поражения смертью, рабы пошли на это, вняв призывам своего вождя, человека, в счастливую звезду которого они поверили, а теперь, похоже, он больше не нуждается в армии и распускает ее, а людям предлагается спасаться, кто как может. Предложение Спартака для них означало предательство.
Судя по решительности, с которой Спартак настоял на своем предложении, покинуть Италию представлялось ему жизненной необходимостью. Почему же именно сейчас, после всех усилий, когда у него уже есть боеспособная армия, и она уже начала одерживать победы? На наш взгляд, причиной такого решения Спартака стал провал его планов вступить в союз с Митридатом. Версия о некоем косвенном участии Митридата в восстании так или иначе поднималась в литературе, хотя никакие источники не подтверждают ее. Только Аппиан в своих «Митридатовых войнах» пишет: «Он (Митридат) знал, что и недавно почти вся Италия отпала от римлян вследствие ненависти к ним и была в долгой и ожесточенной войне с ними и вступила в союз против них со Спартаком — гладиатором, человеком, не имевшим никакого значения». Сведения эти не соответствуют действительности: как известно, ни один италийский город не присоединился к восстанию, — но они доказывают, что о восстании Митридат знал и, возможно, даже следил за его ходом.
Представляется почти неизбежным, что Спартак и Митридат, воюя против общего врага, должны были поддерживать некие отношения между собой, но в действительности такого произойти не могло. Античная рабовладельческая психология делала невозможными такого рода союзы. Раб никогда не рассматривался как равный свободному, поэтому для свободных было попросту оскорбительно взирать на рабов как на возможных союзников. Только в моменты наивысшей опасности для государства рабы могли призываться в ряды воинов. Причем человек, даже недавно сделавшийся рабом, воспринимался так, словно был рабом всегда. Даже если Спартак пытался завязать отношения с Митридатом, причем сделал он это, скорее всего, через кого-то из приближенных царя, например, фракийца Дионисия, вряд ли эта попытка вызвала у Митридата что-либо, кроме возмущения. Победа над Римом с помощью беглых рабов была бы для Митридата, «в шестнадцатом колене потомка персидского царя Дария Гистаспа», позорней поражения.
