— Корова, вероятно.
— Здесь нет ферм, и, следовательно, нет коров.
— Тогда олень или лось.
— Не просто олень или лось. Канюков много, значит, много и падали.
Корнуэлл натянул поводья.
— К чему вы клоните?
— Голова, — сказал Хол, — она ведь откуда-то взялась. Тропа впереди опускается в очередное ущелье. Там прекрасное место для засады. Если нас захватят здесь, ни одному не уйти.
— Но мы уверены, что Беккет здесь не проходил. Ведь он не показывался у Башни, и мы ни разу не встретили никаких следов его отряда: ни отпечатков копыт лошадей, ни остатков костра, ни человеческих следов. Если бы здесь была засада…
— Не знаю, — сказал Хол. — Но там канюки, и их много.
Подъехали Оливер и Снивли.
— Что происходит? — спросил Оливер. — Что-нибудь случилось?
— Канюки, — сказал Хол.
— Я не вижу никаких канюков.
— Точки в небе.
— Неважно, — сказал Корнуэлл. — Они здесь — ну и что? Там просто что-то мертвое. Прошлым вечером, перед тем, как кто-то швырнул в нас голову, слышалось гудение…
— Темный Трубач, — сказал Снивли, — я же говорил…
— Теперь я вспомнил. Но с тех пор так много всего произошло. Кто такой Темный Трубач?
— Никто не знает этого, — ответил Снивли. — Никто никогда его не видел. Его слышат не часто, иногда он молчит годами. Он — предвестник бедствий, и играет всегда перед тем, как происходит что-то ужасное.
— Не говорите загадками. Что именно? Голова — это и есть ужасное? — спросил Хол.
— Не голова, — возразил Снивли. — Что-то гораздо худшее.
— Ужасное для кого? — спросил Корнуэлл.
— Не знаю, — ответил Снивли. — И никто не знает.
— Что-то в этом гудении мне знакомо, — сказал Оливер. — Я думаю об этом все время и не могу вспомнить. Это так ужасно, что я испугался. Но сегодня я вспомнил, частично, одну или две фразы. Это часть древней песни. Я отыскал ее ноты в одном древнем свитке в Вайлусинге. Там была эта фраза. В свитке говорилось, что она дошла до нас от очень далеких столетий. Возможно, это самая древняя песня на Земле. Не знаю, откуда человек, написавший этот древний свиток, мог знать…
Корнуэлл хмыкнул и двинул лошадь вперед. Хол последовал за ним. Тропа неожиданно пошла вниз, как бы уходя под землю, и по обе стороны от нее появились крутые стены. По склонам текли ручейки, кое-где за камни цеплялись мхи, из трещин росли кедры, настолько изогнутые, что казалось, они вот-вот упадут. Отрезанное от солнца, ущелье, по мере того как они в него углублялись, становилось все темнее.
Меж стен ущелья подул ветер и принес запах. И от этого запаха, тошнотворного и сладковатого, у путников пересохло горло.
