Чуть позже, когда гонг загудел громче, прямо над нашими головами, он пробурчал себе под нос:
— На фонограф его не запишешь. Я этот звук не слышу, я его — ощущаю. Вибрации воспринимаются не слухом.
Я сделал вид, что не расслышал этих слов, но придвинулся поближе к огню и осмотрелся. Облака обложили все небо, не пропуская ни единого лунного лучика. Под пологом кромешной тьмы все было подозрительно тихим, как будто река и лягушки что-то там затевали.
— Вся штука в том, — продолжал рассуждать Свид, — что это нечто для нас непостижимое… оно за пределами наших интеллектуальных и чувственных возможностей. Только одно и можно сказать: какой-то нечеловеческий звук, в том смысле, что он существует в недоступной человеку среде.
Исторгнув из себя очередную порцию «избыточных» мыслей, он какое-то время лежал молча, словно наслаждаясь избавлением от них, — видимо, высказанные вслух, они больше не терзали его мозг.
Нестерпимое одиночество, испытанное в той дунайской глуши, — разве можно его забыть? Полное ощущение, что мы со Свидом одни на пустой планете! И мысли постоянно возвращаются к городам, словно пытаясь найти в них спасительное прибежище. В такие минуты я душу готов был отдать за то, чтобы очутиться в одной из многочисленных баварских деревушек, мимо которых мы проплывали. Так хотелось по
А тогдашний мой страх, совсем не похожий на обычную трусость… Он был несравним с прежними моими страхами — казалось, в крови моей проснулся исконный ужас моих древних пращуров, он пробирал до мозга костей. Я и представить себе не мог, что такое бывает… Да, Свид был прав, мы «преступили черту», нас занесло в особое пространство, находиться в котором было очень рискованно, но мы даже не знали, чем грозит нам эта опасная близость к неведомому миру. Это место принадлежало пришельцам из иных сфер, тут находилось тайное их обиталище, откуда они, оставаясь невидимыми, могли наблюдать за людьми. В этой точке земли завеса, отделяющая их мир от мира нашего, была несколько тоньше, чем во всех остальных. Мы слишком тут задержались, и теперь они заберут нас, лишив того, что входит в понятие «моя жизнь», а раз так, то расправа будет не физической, а духовной. Похоже, мы действительно, как предрекал Свид, станем жертвами — жертвами собственного авантюризма. В общем, как бы то ни было, а жертвоприношение, очевидно, свершится…
