Теневой стороной центральной Советской улицы дошли до центра. В этот момент Командор неуловимым и изящным движением распахнули перед нами двери обнаруженной Ими гостиницы и после краткого, но внушительного обмена дифирамбами с преждевременно постаревшей администраторшей вручили нам талоны на лежбище в коллективных апартаментах второго этажа. Готовые заранее к тяготам ночлега под звёздами, на ребристых камнях речного пляжа, все мы, исключая Демагога, возгласили хвалу Командору; Демагог однако же, перегибаясь вихлявым корпусом в нашу сторону и бегая глазками, начал шептать, что-де Командор, отбывая из столиц, давали клятвы ночевать исключительно под звёздами, ехать исключительно автостопом, пить из автопоилки и закусывать авторучками.
Тут открылась нам подлинная суть и глубина замыслов Командора, допустивших презренного реально материализоваться. Желали тем самым Командор непрестанно искушать нас в твёрдости духа нашего, преданности Им лично и пренебрежении трудностями похода, невзирая на искусительные к ропоту речи Демагога. К чести нашей, никто уже и в тот момент не внял оного речам, но даже и не изумился, что Командор не покарали искусителя. Непокарание это входило в Их мудрый план нашего непрерывного испытывания, невольным орудием коего и был жалкий Демагог, тщеславно мнивший себя самостоятельной личностью со свободой воли. Кто же из нас, вопрошу, может быть самостоятелен при Командоре? О, спесь человеческая! Кто может обладать свободою более, нежели в рамках, предумышленных Их Командорским - и вообще начальственным - планом?
О, жалкая человеческая спесь! Лишь немногим дано постигнуть, что свобода наша есть осознанная для нас начальниками необходимость, остальное же всё - фикция, мираж и измышления враждебной пропаганды.
КОМАНДОР НЕ ЗАХОЧЕТ – У ТУРИСТА НЕ ВСКОЧИТ
(ВРИОСЕКС)
Шествуя к торговым рядам, поделился я своими прозрениями с Главкультом, который показался мне интеллигентнее прочих; выслушав меня, он откинул с потного, но высокого лба седеющие кудри и мечтательно процитировал неизвестного мне поэта: "Живём в счастливейшее время: начальство бдит, оно на стреме, и тот, кого оно блюдёт, счастливей всех на свете тот..."
И хотя неизвестный, пробудил сей поэт во мне глубочайшее уважение.
На пустынной главной площади, куда мы вышли во главе с Командором, во всех направлениях простирались каменные шеренги торговых рядов, застывшие словно полки перед парадом. Мерный ритм колонн и взлетающие дуги арок рождали в безмолвии немое, но ощутимое движение, будто где-то в недрах этой глубокой тишины, в самом отдалении уже звучал оркестр, чеканящий властный ритм торжественного церемониального марша. Мы невольно втянули животы и расправили плечи; даже Демагог сделал попытку распрямить свою вечно сутулую спину; Командор же величественно простёрли длань, словно принимая незримый и неслышный сей парад, проходивший в пустынной ширине площади у ног Его. Жара звенела торжественно, как медь сводного оркестра, возглавлявшего шествие. Солнце застыло нимбом над головой Командора.
