И тотчас топор сверкнул в воздухе, со свистом опускаясь на ногу Командора... нет, не могу продолжать... не могу ещё и потому, что именно в тот момент (при воспоминании об этом стыд душит моё сердце) Ш.М. покинул Командора, внезапно провалившись в сон, как в озеро.
ЕСЛИ КОМАНДОРА УКУСИЛ КОМАР, НЕ ГОВОРИ, ЧТО ОН РАСПУХ. РАДУЙСЯ, ЧТО КОМАНДОРА СТАЛО БОЛЬШЕ.
(ДЕМАГОГ)
Очнувшись от сна, Ш.М. увидел себя словно в ином мире. Покойно расстилался трудовой пейзаж: солнце себе палило, архитекторы чего-то себе реставрировали, с криком швыряя кирпичи туда и сюда, мычали в лугах коровы и с дороги им заливисто отвечали грузовики - день был в разгаре, часы показывали восемь. А рядом на спальнике лежали бездыханный Командор, окружённый грудами изрубленных комариных организмов. Но нет! о, радость! - внимательный осмотр установил, что грудь и живот Командора равномерно вздымаются, а каждое их опускание сопровождается мелодичным всхрапыванием, напоминающим партию медных в симфониях Шостаковича.
Командор спали!! Враг был разбит! Победа была за нами! Наше дело-таки было правое!
Широкие Массы быстро упаковал рюкзак и стал будить Командора. Приподняв вежды, Командор внятно отправили Широкие Массы в комариную задницу, опосля чего всхрапнули с надрывом, как бы подчёркивая этим своё негодование. Ш.М. тупо застыл у ложа Командора, изредка вздрагивая и почёсываясь от укусов слепней.
Солнце палило.
- Можно даже туристок, - неожиданно четко произнесли во сне Командор и задумчиво потёрли одну ступню о другую. Слепни недовольно зашуршали, покидая благородные члены. - Вот я вас, суки! - воскликнули Командор уже вполне осознанно, каковые слова относились, однако, не к Широким Массам и даже не к туристкам, как можно было предполагать с первого взгляда, но лишь к слепням. И с этими историческими словами Командор окончательно восстали от сна.
Всё сразу пришло в движение. Полки строились, рюкзаки складывались, стоянка свёртывалась. Грязные и потные, Командор тем не менее были величественны, как Наполеон (которого Они вообще весьма напоминали невысокими размерами своего плотного организма, коротким ёжиком над широком лбом мыслителя, небольшим животиком и большим стратегическим интеллектом), когда полчаса спустя выводили Широкие Массы на траверс Авраамиева монастыря.
Монастырь, обвалившийся с запада наполовину и напоминавший анатомический муляж, высился перед нами, прилепившись к массивной, пышной и уродливой постройке ХІХ века - пятиглавому высокому собору. Стены монастырского храма рассекали глубокие трещины. С трепетом вошли мы под готовые обвалиться своды, где не нашли ничего интересного. Выходили уже без трепета. Время, отведенное на эстетику, истекало. Бросив последний взгляд на руины, Командор развернули наши части в сторону пруда, где предполагали смывать "Дэту". По дороге миновали мужика, чистившего мелких, как семечки, карасиков на завтрак прожорливым реставраторам. Караси были из пруда, представшего нашим очам в виде грязной, изумрудно-зелёной лужи, почему-то вызывавшей воспоминания об отхожем месте.
