И это стало главной причиной, заставившей его прямиком направиться в Дербивилл к кузену Клоду, пусть они никогда не были близки, да и вообще мало общались. Клод всю свою жизнь чтил закон, тогда как Куэрк начал преступать его чуть ли не с детства.
Тем не менее Куэрк поехал в Дербивилл, предварительно позвонив Клоду и попросив подобрать ему жилье под предлогом того, что освоил в тюрьме профессию печатника (во всяком случае, думал, что освоил) и знал, что в Сикаморе, городке, расположенном неподалеку от Дербивилла, в сотне миль к северу от Нью-Йорка, находится типография «Сикамор крик». Клод, как человек порядочный, женатый, с четырьмя детьми, двое уже покинули родной дом, двое — еще нет, пригласил Куэрка к себе и выделил ему спальню старшего сына. Речь шла о том, что Куэрк поживет у кузена, пока не найдет себе жилье, но и теперь, полтора года спустя, он жил в доме кузена.
Куэрк не знал этого тогда, не знал и теперь, но поехал к кузену Клоду прежде всего потому, что ему требовался надзиратель, человек, который мог бы сказать, когда выходить на прогулку, когда тушить свет. Все получилось не совсем так, потому что Клод и его жена оказались слишком деликатными и доброжелательными, а навыки печатника, приобретенные в тюрьме, стали не фундаментом его новой жизни, а очень уж быстро лопнувшим мыльным пузырем. Но все в той или иной степени образовалось. В типографии ему дали работу — это хоть как-то упорядочило жизнь, и он нашел другого человека на роль надзирателя.
И пришло время позвонить ей.
В Нью-Йорке Куэрка много чего нервировало, в том числе телефоны-автоматы. Он боялся воспользоваться телефоном на улице, боялся говорить в гуще людей, многие из которых оказывались у него за спиной неизвестно с какими намерениями. Чтобы позвонить по телефону-автомату, приходилось останавливаться, а Куэрку не хотелось останавливаться на улицах Нью-Йорка. Он никак не мог отделаться от чувства, что его растопчут, раздавят, ограбят, изобьют, если он остановится. Так что, попадая в Нью-Йорк, он предпочитал пребывать в постоянном движении. Но ему все равно нужно было позвонить.
Гранд-Сентрал, центральный вокзал Нью-Йорка, конечно, не решал проблемы, но был разумным компромиссом. Во-первых, это помещение; во-вторых, пусть народу здесь не меньше, а то и побольше, чем на тротуаре, но он мог говорить по телефону, повернувшись лицом к людям, а спиной чувствуя надежную стену.
На центральном вокзале он и остановился. Сначала разменял пару долларов на пригоршню четвертаков и десятицентовиков, потом выбрал кабинку с телефоном-автоматом — неподалеку от билетных касс компании «Метро норт», — в которой мог встать, повернувшись спиной к стене, наблюдая за потоками людей, спешащих к выходам, врывающихся во входы, снующих во все стороны, как протоны в циклотроне. Он мог поверх плеча смотреть на кнопки, набирая номер, мог бросить монетки в щель после того, как механический голос сказал бы ему, сколько будет стоить звонок.
