Но она не сделала этого. Ее смущал Лонерин: пришлось бы объяснять, что это такое, а она и так уже слишком много ему рассказала.
Наконец наступила ночь. Шум дождя стал сильнее.
— В любом случае завтра мы должны продолжить путь, — заметила Дубэ, широко раскрытыми глазами вглядываясь в густую тьму за стенами пещеры.
— При таком дожде трудно идти.
— Нехорошо оставаться на одном месте дольше, чем надо. Я уверена, что убийцы из Гильдии идут за нами.
— Ты слышала их?
Она покачала головой:
— Не нужно слышать. Я знаю это, можешь мне поверить. Они идут за нами.
На этот раз Лонерин не стал спорить.
— Перед ними будут те же препятствия, что были перед нами, и, если нам немного повезет, мы сможем ускользнуть от них.
Дубэ хотела бы быть такой же оптимисткой, как ее спутник. Но вместо этого она посмотрела на символ-печать на своей руке, знак своей связи с Гильдией. Он слегка пульсировал.
— Как ты себя чувствуешь? Мой напиток лучше того, который давала тебе Рекла?
Дубэ инстинктивно накрыла символ ладонью. Она не любила, когда кто-нибудь задавал ей такие вопросы.
— Да, можно сказать, он отличный.
— Может быть, лучше я взгляну на это.
Лонерин уже начал подниматься с места, но Дубэ его остановила:
— Я чувствую себя хорошо.
— А это позволь решать мне.
Он насильно отодвинул ладонь и взглядом лекаря осмотрел печать на руке. Дубэ терпеть не могла, когда ее обследовали. С тех пор как в ней поселился зверь, так было всегда. В какой-то момент появлялся маг или жрец, и ее тело переставало принадлежать ей, становилось чем-то вроде книги, в которой каждый читал что-то свое.
— Похоже, что все в порядке, но, может быть, тебе стоит принять еще один глоток, если ты чувствуешь себя не совсем хорошо.
Дубэ высвободила руку из его пальцев.
— Пузырьков с напитком не так много, а я уже сказала, что чувствую себя хорошо.
— Я только хотел помочь тебе.
Хотя Лонерин был, похоже, очень огорчен, но Дубэ была не в силах принять его сострадание.
— Послушай, ты просил меня, чтобы я попыталась верить в это поручение, и я буду верить. Но теперь уже я прошу тебя: пожалуйста, не смотри на меня с такой жалостью всякий раз, когда заходит речь о моем здоровье. Меня от этого тошнит.
Ее взгляд при этих словах был, может быть, даже слишком суровым.
— Это не жалость, и потом, я только стараюсь быть рядом с тобой.
— Тогда будь рядом, и только, — отрезала она.
Дубэ терпеть не могла, когда ей тыкали в нос ее слабость — ей, которая ценой больших страданий научилась быть сильной.
