— Не угодно ли полюбоваться на эту кефаль! — шиканул он яркой метафорой, вытаскивая из-под кимоно хирургический шедевр.
Антонелла, которой недоставало многих диоптрий, водрузила на нос очки.
— Ого, ну, громадина! — воскликнула она с сильным умбро-маркийским акцентом.
Режиссер схватил ее за волосы, как Персей Медузу, и потянул на себя.
В этот деликатный момент в тридцати метрах от них раздался звонок в дверь.
— Кого там еще несет?
Если это была Грация, костюмерша, то дело принимало интересный оборот. Можно было бы заняться кое-чем втроем.
— Подожди… у меня сюрприз.
Открыв дверь, он был разочарован.
Там стоял мужчина.
— Зря стараетесь, я ничего не куплю. И вообще, кто вас впустил? — На следующем заседании товарищества собственников он привратнику голову оторвет.
— Микеле! Неужели ты меня не узнаешь?
Режиссер быстро обшарил свою знаменитую фотографическую память, но это лицо ничего ему не говорило. Должно быть, это один из тех актеришек, что ходят и выпрашивают снять их в эпизоде.
— Нет. Извините, я занят… — И попытался закрыть дверь.
Но мужчина просунул в щель старый мокасин фирмы «Феррагамо»:
— Микеле, как уверенно ты стал разговаривать. Значит, преодолел психологический барьер? — И он покосился на член, который свисал из-под кимоно, как язык соборного колокола.
Микеле нервно одернул кимоно:
— Да что вам нужно?! Уходите!
— Это — мой шедевр! — сказал незнакомец, указывая на лобок режиссера.
Мозг Морина спроецировался в прошлое, на пять лет назад, когда в клинике Сан-Беллармино он познакомился… как же его звали… Бо… Бокки! Паоло Бокки! Они находились в кабинете у хирурга, который взвешивал на руке его причиндалы.
— Прибавить четыре-пять сантиметров — и у тебя не будет проблем…
— Нет, доктор, я хочу превзойти всех.
Если уж светило обеспокоилось, то, наверное, выявились какие-нибудь противопоказания, затруднения или, чего доброго, начнется отторжение…
— Профессор, простите меня! Я вас не узнал. Пожалуйста, входите! — И он провел Бокки в кабинет.
Антонелла подождет.
— Скажите, доктор, что-нибудь случилось?
Бокки уселся и закурил сигарету.
— Да, кое-какая проблема есть.
— Ради бога, доктор, не заставляйте меня сидеть как на иголках! — Безотчетно он потрогал пах.
— Представьте себе, что вы сняли фильм… шедевр… ну, я не знаю… «Апокалипсис наших дней», но никому не можете его показать. Как бы вы себя ощущали?
Куда это он клонит?
— Плохо бы ощущал…
— Вот и я говорю. Это, — он снова указал на режиссерский член, — мой шедевр. Что вы скажете на то, чтобы мне начать его немножко рекламировать?
