— Мастер штурман! К вам на борт еще трое! — Он поклонился. — Моя ничтожная персона, Финн, с которым вы знакомы, и позвольте представить вам Пег Паулер. Полезная помощница, вне всякого сомнения.
— Несомненно! — пробормотал Джип и показал в сторону носа. — Ваша каюта на баке по правому борту. Будет лучше, если вы уйдете туда и там пока останетесь, а то ребята из-за вас волнуются.
Стриж поклонился:
— Рады оказать вам услугу, мастер штурман! Идемте, детки.
Странное трио заковыляло прочь, и толпа на палубе расступилась, пропуская их. Я собирался спросить Джипа про девушку, но он остановил меня, схватив за руку.
— Вот оно, Стив! Чуешь? Прилив меняется. Он теперь медленный.
Я бросил взгляд за борт. Сероватый свет разрастался, но я ничего не различал, кроме тумана, клубившегося под пушечными портами:
— Ничего не чувствую. Мы погружаемся глубже?
Джип беспечно рассмеялся, но было в его смехе что-то — нечто новое, от чего волосы у меня на голове зашевелились так же легко, как от свежего бриза.
— Не от морского прилива, Стив, медленного и тихо подступающего! Когда наш прилив повернет, когда каналы будут свободны и не будет опасности сесть на мель, мы можем плыть к востоку от самого солнца!
Пока он говорил, свет менялся и неожиданно прорезал холодную серость; верхушки мачт ожили, освещенные ярким светом.
— Отставить, на носу! — прогремел Пирс с кормы. — Распустить передние паруса! Эй, на марсе, распустить топселя!
Такелаж зазвенел, как гигантская гитара, под поспешно карабкавшимися на мачты ногами, и над нашими головами с треском упали полотна цвета пергамента, на минуту повисли, а затем наполнились гулом и натянулись.
— Право руля! Поднять передние паруса! Держать круче к ветру! Держать круче к ветру, сучье отродье! Круче к ветру!
Пока паруса, расцветая, наполнялись ветром, матросы повсюду тащили канаты с причала.
— Отставить, на корме! — ревел Пирс. — Травить шкоты! Все на брасы!
Я схватился за поручень, когда корабль неожиданно поднялся подо мной, слегка накренился и с готовностью прыгнул вперед, как живое существо.
Солнце поднималось над краем мира, и его неяркий свет пробивался сквозь поникший туман, простиравшийся, чтобы встретиться и слиться с рассветными тучами и превратить их в волны сияющего золота. Мы проскользнули гавань, и запахи смолы и рыбы растворились в чистом холодном ветре. Я слышал, как под нами бурлит вода, но казалось, что ее вовсе не существует: бескрайний прилив света прорезал ее, превратив все в туманную полупрозрачность — и воду, и воздух. Подняв голову, я увидел, что топсели набрали воздуха и наполнились, а может быть, их заполняло сияние, такое сильное и свежее, что, казалось, вдыхая его, я поднимался над самим собой — дрожащий язычок огня.
