— Ну, заговорила лошадь золотая, — тихо произнес Агиллер.
Ножницы со звоном полетели в таз. Скей завязал на бинтах последний узел и, к большому облегчению Джела, ничего больше не спрашивая, забрал свои инструменты и удалился.
Агиллер взял Джела за подбородок и повернул к себе так, чтобы смотреть в лицо. Джел отступил назад и в сторону, освободился от его рук и, придерживаясь за стену, стал одевать рукава рубашки.
— Сколько тебе лет? — спросил Агиллер.
— Девятнадцать, — буркнул Джел, легко прибавляя себе два лишних года. С этим враньем все всегда получалось по поговорке Хапы: единожды вступив на путь грешный, остановиться было невозможно. И каждый раз для оправдания находилась подходящая причина: не хотелось, например, чтобы его принимали за ребенка со всеми вытекающими из этого последствиями.
— Ты очень красивый, когда чистый, — сказал кир. — Намного лучше, чем я ожидал увидеть.
— На аукцион меня везете? — поинтересовался Джел, стараясь голосом не выдать свое беспокойство и чрезвычайную заинтересованность в ответе.
— С твоей-то отметиной на спине?
Джел медленно вытащил из-за шиворота завернувшийся воротник.
— Значит, не боитесь, что подарком я могу оказаться слишком опасным?
Агиллер улыбнулся.
— Нет, не боюсь. — Он попробовал снова поймать Джела за подбородок, но тот перехватил и отвел его руку.
— Осторожнее, я вам нечаянно переломаю кости, — предупредил он.
Кир по-прежнему смотрел на Джела с непонятной тому улыбкой.
— Я начинаю приходить к выводу, что Салм солгал мне. Похоже, что в тюрьме ты оказался по заслугам.
— Какой Салм? — быстро спросил Джел. — Салм Сверр, начальник диамирской крысоловки?
Агиллер положил ногу на ногу и сложил руки на колене.
— Надо думать, крысоловка — это центральная уголовная тюрьма?.. А если ты такой догадливый, скажи пожалуйста, зачем ты залез в мешок с отрубленной головой? Поглазеть захотелось? По существу, за что ты получил каторгу? За то, что у единственного из трех подозреваемых, пальчики при задержании у тебя были в крови.
Джел вспомнил свое изумление при виде головы Клексихора Вонючки с обкромсанными в насмешку волосами, запихнутой в притороченный к седлу лошади кожаный мешок. Если бы не эта случайно набредшая на него лошадь, по следам которой он ночью вышел к колодцам Мертвого Города и к людям, его кости сейчас ветерок присыпал бы песочком где-нибудь среди дюн. Голос Агиллера уплыл, потом вернулся:
— …или, может быть, ты, как доктор Скиллар, считаешь, что страдания человечества приуменьшатся, если от общей доли ты добровольно взвалишь часть на себя? Ты даже не пытался сказать, что не ты совершил убийство. Почему?
