27 июня 1936 года H.H. Лузин опубликовал в «Известиях» заметку под названием «Приятное разочарование», в которой поделился впечатлениями о математической подготовке выпускников одной из московских школ. Возможно, похвалой школе Лузин хотел снискать благоволение высших сфер. Однако газетная заметка была использована для компрометации выдающегося ученого, не разделявшего вульгаризированных представлений о том, что «математика имеет в классовом обществе классовый характер, ход ее развития… определяет классовая борьба», и продолжавшего будто бы считать, что «теория чисел и непрерывных функций обосновывает индивидуализм, анализ с его непрерывностью направлен против революционных идей, теория вероятностей подтверждает беспричинность явлений и свободу воли, а вся математика в целом находится в соответствии с… православием, самодержавием и народностью» (Э.Я. Кольман).
Действительным прегрешением академика против советского патриотизма можно было посчитать то, что он, подобно многим другим крупным ученым, нередко публиковал свои работы в зарубежных издательствах. Как объяснял ПЛ. Капица в письме к В.М. Молотову от 6 июля 1936 года, делалось это «главным образом по двум причинам: 1) у нас скверно печатают — бумага, печать; 2) по международному обычаю, приоритет дается только (в том случае), если работы напечатаны по-французски, немецки или английски». Не принимая в расчет подобные соображения, было решено не считать Лузина советским патриотом. «Акад. Н. Лузин, — писал директор школы, которого не устроил отзыв академика о его воспитанниках, — считает нужным показать себя как советского «сверхпатриота». Но его «патриотизм» неубедителен, потому что в нем нет искренности». «Правда» продолжала числить Лузина среди других патриотов — патриотов российского самодержавия, глубоко презиравших и свою родину и «самый русский народ, его труд, его язык, его песни, им рожденные искусство и науку». Достигнув своего апогея и грозившее, казалось бы, самыми суровыми карами, «дело Лузина» в начале августа 1936 года сошло на нет.
H.H. Лузин уцелел, отделавшись выговором со строгим предупреждением. Решающую роль в таком исходе сыграло заступничество Г.М. Кржижановского и ряда других крупнейших ученых — В.И. Вернадского, ПЛ. Капицы, А.Н. Крылова, С.А. Чаплыгина, которые отвели нелепые обвинения в приверженности Лузина к «фашистски модернизированным» черносотенным взглядам и ярлыки вроде «недобитый враг», «разоблаченный враг в советской маске». «Позже я понял, — отмечается в книге «Жизнеописание Л.С. Понтрягина, математика, составленное им самим» (1998), — что Советскому правительству нужно было разогнать школу русского математика H.H. Лузина. Уничтожить его самого они не решились». Положительным результатом «дела» было решительное осуждение известного «преклонения перед заграничным штампом». «Низкопоклонническое отношение к громким именам буржуазных ученых» в открытой форме становилось невозможным. Позитивным было и то, что многие советские ученые по ходу воспитательной кампании обязались впредь печатать свои лучшие работы в Советском Союзе, а руководство Академии наук уже не могло больше мириться с «безобразно медленными темпами работы своего издательства».
