В эту ночь мы особенно сладко трахались в маленьком отеле на окраине Флоренции. Неужели наличие денег так благотворно влияет на наслаждения? Боже, что за похабное существо — человек! Просто невероятно! Гнида!
В БОЛОНЬЕ МЫ ПОДЦЕПИЛИ ДВУХ ПАУКОВ
Следующий вечер мы проводили в Болонье. Настроение умиротворённое. Александр читал Барбаре русское стихотворение, любимое с детства:
Сидела птичка на лугу.
Подкралась к ней корова.
Схватила птичку за ногу.
Ну, птичка, будь здорова!
Голуби ворковали у ног. Вкусно было сидеть в открытом кафе в городе аркад! Вся Болонья в арках.
А Александр и Барбара — в говне! Потому что за один день сытой жизни можно похерить всё своё революционное прошлое. Слабак-человек! Пузырь болотный! Макака!
Ещё одна поэтическая строчка: «Человек съел чебурек...» Пиздык!
Некоторые леворадикальные авторы* считают, что, например, лирика, стихоплётство — это априорно революционная вещь. Хуйня! Иллюзия! Лирику может изготовлять любой мозгоёб: Джон Леннон, Алексей Сурков, Ку-Клукс-Клан... Ебать вас всех в рот, культура окончательно обосралась! Точка.
С другой стороны, некоторые нынешние молодые умники** полагают, что искусство — полное говно и нехуя с ним делать. Они ратуют за новое знание, новые конструкции и деконструкции. Но что есть знание? Нет, правда? Что такое знание и что такое незнание? Мы не знаем ничего. И искусство ещё кое-чему может научить: любви, справедливости, милосердию. А может, мы вообще лемуры? Впрыскивайте в свой позвоночник звёздное дерьмо всех галактик! Но помните:
свинству надо давать по роже там, где вы его обнаружили! Ёбс.
В Болонье Барбара обнаружила, что Александр живёт не один. За его спиной всё время кто-то есть. Иногда этот кто-то высовывается. И показывает Барбаре язык. Это страшно, таинственно и отвратительно. Это неправда. Барбара назвала это явление корошо. Коро-шо питается мозгом, у него антибиотиковый запах. Сучье вымя.
* Raoul Vaneigem, «The Revolution of Everyday Life» (1967).
** Ulrike Muller, Jane Heis, Sandro Droschl.
Что за чушь мы городим?
Но это действительно так! То же самое открыл в Болонье и Александр. За спиной Барбары постоянно маячил монтерлан. Это существо похоже на крота. Но если крот не видит ничего вокруг себя, то монтерлан не видит самого себя. Это вдвойне дико. Чертовщина какая-то. Он, монтерлан, знает, что он есть, что он присутствует, но не хочет самому себе в этом признаться. Он лжёт себе и всем вокруг. Спинная сухотка.
