Алия была сложной женщиной.
Майя заглянула через его плечо. Она потянулась поверх его руки и достала из ящика цепь из оленьей кожи. Вдохновленная она обернула ее вокруг шеи.
— Это моя любимая.
— Ты позволяешь ей кусать тебя с этим?
— Это очень приятно, на самом деле.
— Но почему?
— Я не знаю. Это как….у тебя когда- нибудь поднималась температура на столько, что ты чувствовал будто плывешь?
Михаил никогда не болел, не так как болеют люди.
— Это трудно объяснить. Это как порыв. Мне нравится позволять ей заботиться обо мне…
— С кнутом?
Она вернула ему пристальный взгляд, откровенно говоря, очень смелый для кормильца.
— Да. С кнутом. Или плеткой. Или длинной веревкой. Она берет меня в новые места. Когда это закончено, я чувствую себя смягченной, чистой внутри. — Она прикоснулась к своим вискам. — Это как быть перезагруженной.
— Абсолютное подчинение, — сказал он.
— Да, но по моим правилам.
— Это не настоящее подчинение.
Она красиво опустила глазки и выпятила грудь. Неужели она действительно флиртует с ним?
— Некоторые люди говорят, подчинение единственное обладает реальной силой. Алия уважает мои границы, иначе я бы не была здесь.
Алия была одним из самых сильных вампиров. Эта девчонка была кормильцем. У нее вообще нет силы. Если она думала, что у нее она имеется, она была слабоумная. Среди вампирской силы нет договоренности, нет мерила. Всегда выигрывает сильнейший.
Он закрыл ящик и вышел.
— Я не играю с едой.
Но он помнил игру. Игру воли, в которой Алия дразнила его беспощадно, унося его за пределы самого темного места и обратно на свет. После этого он чувствовал себя перерожденным.
— Я не одна из ее игрушек.
— Где она?
Майя вздрогнула.
— Пожалуйста, сядьте.
Она указала на черный стул с высокой спинкой и витыми подлокотниками. У Aлии был проклятый трон. Он даже не хотел думать о том, что творилось вокруг этого трона.
— Я пойду проверю.
Михаил упал в трон, подперев кулаком подбородок, размышляя о власти.
Доминик встретил Алию на лестнице.
— Фостин в камере пыток. Он хочет поговорить с тобой там.
— Что он делает в моей камере пыток?
Доминик пожал плечами.
— Будь я проклят, если я знаю. Это разговор наедине?
Aлия нигде не хотела быть наедине с Михаилом. В идеале, она не обращала бы на него внимания, до поединка. Борьба со связью взяла всю ее силу. Если бы она позволила себе думать о нем в течение даже секунды, то она бы обмякла. Она начала бы думать о том, как он ласкал ее ухо, и как его голос резонировал в ее костях, и как каждый шаг, который он делал, был совершенством и изяществом, и как, только может быть, она могла бы испытать желание бросить империю только, чтобы снова свернуться с ним на диване.
